— Вот, этот Иоанн сделался недостойным управлять Церковию и носить столь великий сан, так как восстал на царя и не воздает подобающей нам чести. Кроме того, многие говорят о нем, что он издавна еретик. Для этого мы решили собрать Собор и, извергнув его из сана, поставить вместо него другого, могущего до́брѣ стро́ити це́рковь, чтобы отныне наше царство было мирным.
Говоря это, царица дрожала от великого гнева.
— Нет нужды, — продолжала она, — утруждать многих отцев призывом их сюда на Собор; но пусть твоя святость, отче, определит изгнать его из Церкви и поставить вместо него другого, кого укажет тебе Бог. Я же устрою, чтобы тебя слушали.
— Дочь моя, — отвечал ей святитель, — выслушай твоего отца без гнева! Если Иоанн, как вы говорите, еретик, и если он не покается в ереси, то недостоин будет патриаршего сана, и с ним поступим, как повелишь. Если же вы хотите его изгнать за ту только одну вину, что похулил тебя, то Епифаний не даст своего соизволения на это. Ибо царям подобает быть не злопамятными, но добрыми, кроткими и прощающими хулы на себя, так как и вы имеете над собой Царя на Небесах и хотите от Него прощения вашим согрешениям. Бꙋ́дите ᲂу҆̀бо милосе́рди, ꙗ҆́коже и҆ ѻ҆ц҃ъ ва́шъ милосе́рдъ є҆́сть[1].
После этих его слов еще более усилился гнев самолюбивой царицы. Вся в слезах от сильного раздражения, она гневно произнесла:
— Если ты учинишь препятствие к изгнанию Иоанна, то я открою идольские храмы и сделаю то, что многие, отступивши от Бога, начнут поклоняться идолам, и будет последнее хуже первого.
Епифаний, удивившись ее сильному гневу, сказал:
— Я чист от осуждения того.
Произнеся это, он вышел из царской палаты. В городе же всюду разносился слух о совещании Епифания с царицею по поводу извержения Иоанна и о соглашении его с ней. Этот слух дошел и до того, кого ближе всех касался. Константинопольский святитель тотчас же написал Епифанию следующее:
«Брат Епифаний, я слышал, что ты дал совет на мое изгнание; знай же, что ты более не увидишь своего престола».
