царя, самому ему потом выкололи глаза, а после того его в медных оковах отправили в Вавилон и там посадили в темничное заключение, где он и умер[1].
Спустя месяц после захвата Халдеями Иерусалима[2] туда прибыл начальник телохранителей Навуходоносора Навузардан. Столица царства Иудейского представляла тогда жилище мертвецов: все ворота ее опустели, пути к Сиону обезлюдели, священники изнывали, — как в точиле истоптаны были юноши и девы Иуды[3]. Но город, стольный город потомков Давида, до того времени чудный и преславный, еще оставался, сохранял свое величие и красоту. Военачальники, покорившие его, не имели полномочий распорядиться его судьбой. Сам владыка Халдеев колебался: с одной стороны он желал иметь в Иудейской земле опорный пункт для себя против враждебных поползновений Египетского царя, и Иерусалим с его крепостною стеной мог быть полезен, а с другой стороны, — не мог он не подозревать и опасности для себя, что всегда коварные и мятежные Иудеи воспользуются этим крепким оплотом в своих изменнических видах. Последнее соображение пересилило: Навуходоносор послал Навузардана с поручением разрушить Иерусалим до основания его. Это окончательное, полное разрушение Иерусалима трогательно изобразил святый Иеремия, излив свою великую скорбь в стихах своего «Плача». Гибель Святаго Града глубоко потрясла сердца и Израиля, — начавши свой искренний плач «на реках Вавилонских»[4], они продолжают его и до наших дней, проводя день, посвящаемый памяти сего события, в посте и без обуви на ногах, — без сапог и башмаков в знак печали.
Воевода Навузардан имел относительно святаго Пророка Иеремии особое повеление от своего властелина Навуходоносора — именно такое: взять его и наблюдать с нарочитым вниманием, чтобы он жил без утеснений, не делать ему ничего худого и предоставить ему во всем поступать, как он сам захочет[5]. Навуходоносору известно было об Иеремии, об его предсказа-
