человеческого, диавол, вооружился против него всеми своим коварствами и начал смущать его то собственными помыслами, то посредством других людей, тихо нашептывая ему:
«Обесчестил тебя епископ, не помня великих трудов твоих; унизил он тебя, предпочтя тебе худшего, неискусного, недостойного; отдал он тебя на посмеяние и поругание людям».
И стал Феофил, сначала понемногу, внимать этим бесовским наветам и помышлениям, а потом начал всё больше и больше рассуждать об этом сам с собою или с друзьями и горько сетовать. Наконец, коварство врага довело его до того, что, забыв обычное ему упование на Бога, он начал изнемогать в малодушии и печали и пришел в отчаяние. Ему казалось, что все над ним смеются и насмехаются, что уже никто больше не уважает его; он стал стыдиться выходить из дому в люди. В его сердце разгорелось неодолимое желание прежней власти и управления церковным имуществом; день и ночь думал он об этом, смущал себя помыслами и размышлял, каким бы способом вернуть свое прежнее положение, чтобы враги не радовались больше его унижению.
За такое желание и другие неугодные Богу мысли отступила от сердца его благодать Божия, без которой он пришел, наконец, в крайнее отчаяние и начал искать помощи в волшебстве и в бесах. Не захотевший сначала принять епископского сана, он стал теперь стремиться к гораздо меньшей власти. Так попустил ему Бог за то, что он воспринял в сердце злые помышления и сатанинский совет.
В том городе жил некий Еврей, сын погибели, знаменитый волхв, чародей и обманщик. Он был настоящим служителем диавола и многих вводил в погибель. Феофил ночью отправился к этому волхву и, придя к его дому, стал стучать в ворота. Волхв вышел посмотреть, кто стучит и, увидав Феофила, пришел в ужас. Удивленный (так как он знал его), он попросил его войти в дом и, когда Феофил вошел, спросил его:
— По какой причине, господин мой, взял ты на себя труд, — ночью прийти ко мне, худому и недостойному?
Феофил же в ответ бросился к его ногам и, умоляя его, сказал:
— Если можешь помочь, то помоги мне и не отвергни меня в моей великой печали.