— Не будем читать: ведь никто не пришел из города на праздник.
Тогда неизвестный муж, вошедший в церковь, сказал:
— Дайте мне книгу, я прочту.
Ему дали, и, когда он дошел до того места, где написано: «Евстратий был обут в железные сапоги с острыми гвоздями», — он вздохнул и ударил в церковный пол жезлом, который был у него в руке, — и воткнувшийся в пол жезл произрастил от себя ветви и превратился в дерево.
Стоявшие сзади поняли, кого они видят, и спросили:
— Для себя ли ты сделал это, Евстратий?
— Нет, — ответил он: бывшие страдания мои ничтожны в сравнении с наградой за них; сделано же это для того, чтобы праздник наш не остался без приходящих из города.
И лишь только он сказал это, все пять стали невидимы. А игумен, прийдя из церкви, нашел монастырский погреб полным хлеба и рыбы, и все опустевшие сосуды — полными вина. О совершившемся чуде поспешили известить царя и Патриарха, которые прибыли в обитель и все прославили Бога и восхвалили святых Его мучеников. Обращенный же в дерево жезл разделили и раздавали на благословение, и в день тот были многие исцеления недужных по молитвам святых страстотерпцев.
Свѣти́льникъ ꙗ҆ви́лсѧ є҆сѝ свѣтлѣ́йшїй во тьмѣ̀ невѣ́дѣнїѧ сѣдѧ́щымъ, стрⷭ҇тоте́рпче: вѣ́рою бо ꙗ҆́кѡ копїе́мъ ѡ҆бложи́всѧ, врагѡ́въ шата́нїѧ не ᲂу҆боѧ́лсѧ є҆си є҆ѵстра́тїе, ри́торѡвъ сы́й бл҃гоѧзы́чнѣйшїй.
Виті́йствꙋѧ пред̾ пребеззако́ннꙋющими бж҃е́ствєннаѧ, бїє́нїѧ претерпѣ́лъ є҆сѝ мꙋ́жественнѣйшимъ се́рдцемъ, ѡ҆блиста́лъ є҆сѝ бг҃озна́меньми пречꙋ́дне, ᲂу҆гаси́лъ є҆сѝ возвы́шенный пре́лести пла́мень. сегѡ̀ ра́ди тѧ̀ чествꙋ́емъ, всебл҃же́нне мч҃нче хрⷭ҇то́въ є҆ѵстра́тїе.