милостью по сказанному: Нака́жет мѧ̀ првⷣникъ млⷭ҇тїю и҆ ѡ҆бличи́тъ мѧ̀[1]. А так как он не хочет веровать, будучи ожесточен и ослеплен злобою, то для него будет вечная казнь. Ибо Господь наш говорит: И҆́же вѣ́рꙋ и҆ме́тъ и҆ крести́тсѧ, спасе́нъ бꙋ́детъ: а҆ и҆́же не и҆ме́тъ вѣ́ры, ѡ҆сꙋжде́нъ бꙋ́детъ[2]. Достаточно строго запретить ему развращать людей Божиих своим лживым учением. Пусть и не живет посреди Христова стада. Пусть тьма не примешивается к свету, но да извергнется злое от среды всех. Да отсечется гнилой уд мечом духовным, да изгонится из этих пределов этот волк. Если же он опять осмелится появиться здесь и учить, тогда не избегнет смертной казни.
С таким запрещением выгнали кудесника из пермских пределов. И Церковь Христова пребывала в мире и повсюду созидались храмы Божии, а идольские капища разорялись вконец.
Вскоре Церковь умножилась в Пермской земле настолько, что для верующих оказалась нужда в особом епископе — и тем более, что за дальностью расстояния очень неудобно было посылать ставленников во священство к Московскому митрополиту. Далекая Пермь настолько же отстоит от Москвы, насколько последняя — от Царьграда.
Преподобный Стефан после предварительного совещания со своими пасомыми отправился в Москву к Великому князю Димитрию Иоанновичу и к митрополиту Пимену. Он сообщил им о всем, совершившемся по благодати Божией в Пермской земле, и просил дать ей епископа. «Жатва бо бысть многа, делателей же мало».
Великий князь, митрополит с епископами и Освященным Собором обсудили просьбу св. Стефана, которого и решили поставить епископом Пермским — как мужа поистине достойного такой чести: «Кто наидостойнейший и наиболее подходящий по своим качествам к епископскому служению Пермской земли, как не тот, который просветил эту землю Христовою благодатию и понес при этом столь великие подвиги и труды, переводя священные книги на пермский язык, сокрушив идолов и создав храмы, явясь, таким образом, апостолом для Перми?»
