этом храме, был пленен сарацинами, ныне же — в день памяти святаго Георгия, оказался близ отца своего, во время совершения Литургии. Воевода, призвав к себе упомянутого священника и сына его, спросил последнего:
— Каким образом ты спасся от сарацин?
Юноша же тот рассказал о себе следующее:
«Богу благоугодно было, чтобы святый Георгий освободил меня. Я же сам не знаю, каким образом я пришел сюда; знаю только, что я находился в плену уже третий год. Меня послал однажды отец мой на корабле сделать некоторые закупки вместе с несколькими спутниками. Но на нас напали сарацины, пленили нас всех и отвели меня в Палестину (в это время Иерусалим и вся вообще Палестина уже находилась в руках сарацин). Здесь, — повествовал юноша, — я служил моему господину три года; нынче вот уже восемнадцатый день, как господин мой приказал мне принести его постель в баню, намереваясь здесь мыться. Когда же он вымылся, то сказал мне:
— Не принес ли ты мне напитка, чтобы я испил его?
Я же сказал ему (повествует юноша):
— Нет, не принес, господин мой.
Он же уже намеревался меня ударить, но я, избежав его рук, направился в дом госпожи моей и, взяв у нее сосуд с тем напитком, возвращался уже в баню, к господину своему. Дорога, по которой я шел, пролегала мимо храма христианского, в котором в это время совершалась Божественная Литургия. Я слышал кондак, который пели святому Георгию: воздѣ́ланъ ѿ бг҃а показа́лсѧ є҆сѝ… и прочее. Пение это тронуло меня до слез, и я сказал от глубины сердца:
— Святый великомученик Георгий! Неужели до Бога и до тебя не дошли воздыхания отца моего? Неужели ты презришь слезы его, которые он проливает в храме, посвященном твоему имени, умоляя тебя за меня, дабы ты спас меня от этого плена и избавил меня от этого рабства?
Сказав это, я пошел в баню. Господин мой, увидав слезы на моих глазах, начал бранить меня и с гневом сказал мне:
— Налей мне напитка этого.
Я налил напитка в сосуд. Потом господин сказал мне:
— Прибавь еще немного.
