ственно относились к созыву нового Собора, предугадывая, какие смуты и беспорядки он внесет в Церковь. Основание для подобных опасений находилось в распоряжениях высшей светской власти, предшествовавших открытию Собора. Так, указом императора устранялся от присутствия на предстоящем Соборе проницательный враг монофизитства блаженный Феодорит, имевший горькие недоразумения и пререкания со святым Кириллом, — и устранялся, конечно, не как противник святаго Кирилла, а как возможный и сильный противник Евтихия[1]; наоборот, на Собор нарочитым указом с правом голоса призывался архимандрит Варсума из Сирии, хотя по канонам членами Собора могли быть только епископы. Такое исключение для Варсумы делалось потому, что он, как говорил указ, «ведет борьбу против некоторых восточных епископов, зараженных нечестием Нестория», т. е. вернее, против православных епископов, которых монофизиты называли несторианами за то, что, вопреки Евтихию, они учили о двух естествах во Христе и по воплощении. Указом же императора председательство на Соборе поручено было Диоскору, архиепископу Александрийскому, примкнувшему к сторонникам Евтихия и находившемуся в связях с Хрисафием[2]. Елпидию, члену императорского совета, и Евлогию, трибуну и нотарию претории, особой инструкцией повелено было императором, чтобы они следили, «что будет сделано святым Со-
- ↑ В высочайшем послании, адресованном Диоскору, архиепископу Александрийскому, читаем: «Феодориту Кирскому мы повелеваем не прежде придти на Собор, как когда угодно будет всему Собору, чтобы и он присутствовал на нём. Если же возникнет какое-либо разногласие касательно его, то мы повелеваем собраться Собору без него и решить то, что повелено». По-видимому, это устранение Феодорита с Собора было условным, но, в сущности, ввиду преобладания на Соборе сторонников Евтихия, оно было окончательным.
- ↑ История ничего не знает о воспитании и образовании Диоскора: ей известна только его деятельность — как человека, проникнутого враждою к истине, ревностию к заблуждению и ненавистью к имени святаго Кирилла за его деятельность в создании и защите унии. По своим догматическим воззрениям Диоскор был чистым монофизитом и еще до Константинопольского Собора находился в сношениях с монофизитами всех стран, которые и действовали под его руководством во главе с Евтихием. Когда поднялось дело Евтихия после Константинопольского Собора, Диоскор, естественно, встал на его сторону. К этому его побуждала и борьба за иерархическое первенство. Епископы Константинополя, вследствие близости к императору, приобрели первенство чести между всеми епископами Востока и исключительное влияние на дела церковные. Александрийская Церковь, как более древняя и притом апостольского происхождения, могла почитать себя имеющею больше прав на это первенство. Дело Евтихия открывало Диоскору удобный случай явиться судьею Константинопольского Патриарха и, следовательно, первенствовать над ним.
