отцов, примыкавших к святому Кириллу, было на Третьем Вселенском Соборе пятьдесят. Церковь Римская и теперь, как ранее во времена арианских волнений, присоединяется к Церкви Александрийской. То же самое должно сказать о Фессалонике, Македонии, Иллирике и Иерусалиме. Наконец, во дни арианства ревностными защитниками Православия были монахи; и во время несторианских движений монахи, начиная с Константинополя, повсюду, держась Православия, относятся к несторианству как к ненавистному и богохульному учению. Относительно же сторонников Нестория замечается подобное же явление: за него боролись те же страны и Церкви, которые боролись за арианство. Антиохия Сирийская, гнездо арианства, была тем же самым и по отношению к несторианству. Все вожди несторианского движения вышли отсюда. Иоанн, архиепископ Антиохийский, объявляя себя другом Нестория и поименовывая, при этом, наиболее видных епископов своего округа, замечает о них, что они тоже относятся к Несторию «с любовию» и считают его дело «своим собственным делом». Ранее из Константинополя «раскидывались тенета для уловления приверженцев (арианскому) нечестию». Несторий из Константинополя тоже с успехом приобретал себе сторонников, и здесь он пользовался со стороны некоторых такою любовию, что даже после его изгнания, последовавшего за соборным осуждением, народ, по кончине его преемника по кафедре Константинопольской Максимиана, восклицал: «Да будет Несторий снова епископом в столице!» Сторону Нестория держат епископы Ираклийский, многие Сирийские, Азийские и Понтийские; вообще, можно сказать, что Азия склонилась к несторианской ереси, как ранее склонилась к арианской.
Отмеченное различие православных и несториан в воззрениях на догмат воплощения или, точнее, на соединение естеств во Христе Иисусе коренилось в различном решении ими основного вопроса об отношении веры к знанию. Защитники Православного учения против несториан примыкают здесь к воззрениям святаго Афанасия Александрийского, святаго Василия Великого и святаго Григория Богослова — в исследовании вопросов веры разуму должен быть положен предел, ибо вера выше разума.
— Зачем, — спрашивает святый Кирилл, — мне заботливо исследовать Писание, а не мудрствовать в простоте сердца согласно с ним?
