Сударь, вашей женѣ очень плохо. Она хочетъ видѣть васъ.
Ахъ, Боже мой! (Уходитъ вмѣстѣ съ докторомъ.)
Родственники садятся полукругомъ и нѣкоторое время торжественно молчатъ. Въ углу, обративъ къ нимъ каменное лицо свое, неподвижно стоитъ Нѣкто въ сѣромъ.
— Ты не думаешь, милая жена, что наша родственница можетъ умереть?
— Нѣтъ, я не думаю этого. Она очень нетерпѣливая женщина и придаетъ много значенія своимъ болямъ. Всѣ женщины рожаютъ и никто не умираетъ. Я сама рожала шесть разъ.
— Но она такъ кричала, мама!
— Да, у нея на лицѣ кровоподтеки отъ крика. Я обратилъ на это вниманіе.
— Это не отъ крика. Это оттого, что надо тужиться. Ты этого не понимаешь. У меня у самой были кровоподтеки, однако я не кричала.
— Одна моя знакомая, жена инженера, рожала недавно и тоже почти не кричала.
— Я знаю. Напрасно братъ такъ безпокоится: нужно быть тверже и смотрѣть на вещи спокойнѣе. Я боюсь, что и въ воспитаніе ребенка онъ внесетъ много фантазерства и распущенности.
— Онъ очень безвольный человѣкъ. У него у самого такъ мало денегъ, а онъ даетъ взаймы людямъ, не заслуживающимъ довѣрія.
— Вы знаете, сколько стоило для ребенка бѣлье?
— Не говорите, меня такъ огорчаетъ легкомысліе брата. Мы часто споримъ съ нимъ по этому поводу.
— А говорятъ, что бебе приноситъ аистъ. Какой же это аистъ!
