— Нѣтъ. Тогда бы мы услышали плачъ. Тогда вбѣжалъ бы сюда докторъ и сталъ бы говорить пустяки. Тогда бы внесли сюда ея мужа, потерявшаго чувства, и намъ пришлось бы поработать. Нѣтъ, она не умерла.
— Тогда зачѣмъ же мы здѣсь сидимъ?
— Спросите у Него. Развѣ мы знаемъ?
— Онъ не скажетъ.
— Онъ не скажетъ. Онъ ничего не говоритъ.
— Онъ помыкаетъ нами. Онъ поднимаетъ насъ съ постелей и заставляетъ сторожить, а потомъ оказывается, что и приходить не надо было.
— Мы сами пришли. Развѣ мы не сами пришли? Нужно быть справедливыми. Вотъ она снова кричитъ. Развѣ вамъ мало этого?
— А вы довольны?
— Я молчу. Я молчу и жду.
— Какая вы добрая!
— Какъ она кричитъ! Какъ ей больно. Вы знаете эту боль? Точно разрываются внутренности.
— Мы всѣ рожали.
— Какъ будто это не она. Я не узнаю голоса нашей пріятельницы. Онъ такой мягкій и нѣжный.
— А это скорѣе похоже на вой звѣря. Чувствуется ночь въ этомъ крикѣ.
— Чувствуется безконечный темный лѣсъ, и безнадежность и страхъ.
— Чувствуется одиночество и тоска. Развѣ возлѣ нея нѣтъ никого? Почему нѣтъ другихъ голосовъ, кромѣ этого дикаго вопля?
— Они говорятъ, но ихъ не слышно. Вы замѣчали, какъ одинокъ всегда крикъ человѣка: всѣ говорятъ и ихъ не слышно, а кричитъ одинъ и кажется, что все другое молчитъ и слушаетъ.
