Тутъ подощелъ барсукъ. Взглянулъ и вцдитъ тоже: Совсѣмъ на мёртваго, какъ будто, не похоже,
А къ Хитролису былъ Толстунъ расположенъ.
Вотъ онъ и говоритъ: „Вѣдь Лисъ не осужденъ,
А только долженъ дать онъ клятву всенародно.
Такъ дайте же ему вы двигаться свободно.
Пусть распорядится почтенный Мохоѣдъ."
„. Да/ подтвердилъ олень, „тѣснить его не слѣдъ.
Эй, звѣри, слушайте: пошире разступись!“
И разступились всѣ, да такъ, что Хитролисъ,
Минуту улучивъ, скорѣй давай Богъ ноги!
Такъ въ бурю рыжій листъ несется безъ дороги.
Но изъ засады въ мигъ товариш;ей Рычлая,
Бульдоговъ, бросилась стремительная стая.
Вскочилъ и самъ Рычлай и во главѣ собакъ Помчался съ воплемъ: „Стой! Вотъ ты клянешься какъ!"
Тут подощел барсук. Взглянул и вцдит тоже: Совсем на мёртвого, как будто, не похоже,
А к Хитролису был Толстун расположен.
Вот он и говорит: „Ведь Лис не осужден,
А только должен дать он клятву всенародно.
Так дайте же ему вы двигаться свободно.
Пусть распорядится почтенный Мохоед."
„. Да/ подтвердил олень, „теснить его не след.
Эй, звери, слушайте: пошире расступись!“
И расступились все, да так, что Хитролис,
Минуту улучив, скорей давай Бог ноги!
Так в бурю рыжий лист несется без дороги.
Но из засады в миг товариш;ей Рычлая,
Бульдогов, бросилась стремительная стая.
Вскочил и сам Рычлай и во главе собак Помчался с воплем: „Стой! Вот ты клянешься как!"
