Тайной скрыты всѣ рожденья,
Тайной скрыта наша смерть.
Богъ, спаси отъ искушенья,
И возьми насъ послѣ смерти въ голубую твердь.
5 Вотъ, выходитъ мать изъ терема, и вся она — кручина,
Чернымъ шелкомъ обвила она дитя, родного сына,
Положила на корабликъ, и пустила на Дунай.
„Уплывай, судьба, въ безвѣстность. Горе! Дитятко, прощай“.
Чтобы страшнаго избѣгнуть, по волнамъ дитя пустила,
10 Обливаяся горючими слезами, говорила: — „Ахъ, ты тихій Дунай,
Ты сыночка принимай,
Ты корабликъ этотъ новый потихоньку колыхай.
А ты, быстрая вода,
Будь ему сестрой всегда.
15 А ты, желтый песокъ,
Береги его, какъ золото не разъ ты уберегъ.
Вы, лѣса, вы не шумите,
Мово сына не будите“.
Плачетъ мать. И будетъ плакать. Жаль ребенка своего.
20 Страшный рокъ ей былъ предсказанъ. Ускользнетъ ли отъ него?
Двадцать лѣтъ прошло, неполностью. До тихаго Дуная
Тайной скрыты все рожденья,
Тайной скрыта наша смерть.
Бог, спаси от искушенья,
И возьми нас после смерти в голубую твердь.
5 Вот, выходит мать из терема, и вся она — кручина,
Чёрным шелком обвила она дитя, родного сына,
Положила на кораблик, и пустила на Дунай.
«Уплывай, судьба, в безвестность. Горе! Дитятко, прощай».
Чтобы страшного избегнуть, по волнам дитя пустила,
10 Обливаяся горючими слезами, говорила: — «Ах, ты тихий Дунай,
Ты сыночка принимай,
Ты кораблик этот новый потихоньку колыхай.
А ты, быстрая вода,
Будь ему сестрой всегда.
15 А ты, жёлтый песок,
Береги его, как золото не раз ты уберёг.
Вы, леса, вы не шумите,
Мово сына не будите».
Плачет мать. И будет плакать. Жаль ребёнка своего.
20 Страшный рок ей был предсказан. Ускользнёт ли от него?
Двадцать лет прошло, не полностью. До тихого Дуная
