Все видно, все свѣтло,
Рукой все можно взять.
Мѣняется стекло,
Дрожитъ морская гладь.
25 Рубины на поляхъ
Горятъ какъ свѣжiй макъ,
Но въ страстныхъ лепесткахъ
Есть кровь и боль и мракъ.
Но въ огненныхъ цвѣткахъ
30 Таится тяжкій сонъ.
И въ странныхъ облакахъ
Вечерній небосклонъ.
Темнѣетъ глубь морей,
Темнѣй вверху сафиръ,
35 Въ лѣсахъ, среди вѣтвей,
Иной мерцаетъ міръ.
Какъ хаосъ — міръ лѣсной,
Ужь поздно для лучей,
Ужь Воронъ тьмы ночной
40 Прокаркалъ часъ ночей.
И желтая Луна
Безъ блеска въ небесахъ,
И бродятъ тѣни сна,
И бродитъ Сонъ и Страхъ.
45 И тонкая струна
Дрожитъ, нѣжнѣй, чѣмъ вздохъ.
Но чья, но чья она,
Бѣлбогъ і Чернобогъ?
Всё видно, всё светло,
Рукой всё можно взять.
Меняется стекло,
Дрожит морская гладь.
25 Рубины на полях
Горят как свежий мак,
Но в страстных лепестках
Есть кровь и боль и мрак.
Но в огненных цветках
30 Таится тяжкий сон.
И в странных облаках
Вечерний небосклон.
Темнеет глубь морей,
Темней вверху сапфир,
35 В лесах, среди ветвей,
Иной мерцает мир.
Как хаос — мир лесной,
Уж поздно для лучей,
Уж Ворон тьмы ночной
40 Прокаркал час ночей.
И жёлтая Луна
Без блеска в небесах,
И бродят тени сна,
И бродит Сон и Страх.
45 И тонкая струна
Дрожит, нежней, чем вздох.
Но чья, но чья она,
Белбог и Чернобог?
