слѣдовавшемъ петербургскій папирусъ и готовящемся представить его ученому міру въ особомъ изданіи, во всей полнотѣ нынѣшняго научнаго аппарата. Едва покинувъ университетскую скамью, онъ уже своими первыми работами обратилъ на себя вниманіе значительнѣйшихъ современныхъ египтологическихъ авторитетовъ, каковы: Лепсіусъ, Бругшъ, Бирчъ, Масперо и другіе. Онъ участвуетъ съ честью въ извѣстной берлинской «Zeitschrift für ägyptische Sprache und Alterthumskunde». Путешествіе его въ Египетъ, откуда онъ привезъ почти цѣлый маленькій египетскій музей, конечно, еще болѣе расширило его научный горизонтъ, и скоро по возвращеніи въ Петербургъ онъ былъ сдѣланъ консерваторомъ египетскаго отдѣленія Эрмитажа. Здѣсь онъ дебютируетъ открытіемъ и объясненіемъ папируса, имѣющаго громадное значеніе для всей европейской науки. Можно-ли не пожелать, отъ искренняго сердца, наилучшего успѣха юношѣ, начинающему такимъ блестящимъ образомъ свою ученую карьеру? У него, между русскими, не было ни одного предшественника по части египтологіи, кромѣ Гульянова (сконч. въ 1841 году). Но Гульяновъ, сынъ молдавскаго господаря, проведшій всю почти жизнь за границей, на счетъ русскаго правительства, былъ скорѣе дилеттантъ, и хотя отличился тѣмъ, что жестоко и безплодно нападалъ на Шамполіонову систему чтенія гіероглифовъ, но ничего самъ не создалъ и не произвелъ, а своими объясненіями египетской миѳологіи, со стороны религіозной, христіанской и «нравственной», оставилъ по себѣ память въ нѣкоторомъ родѣ даже комическую. В. С. Голенищевъ принадлежитъ совершенно другому настроенію, образу мыслей, эпохѣ и совершенно другой наукѣ. Отъ него можно, кажется, по всѣмъ правамъ ожидать многаго, настоящаго.
следовавшем петербургский папирус и готовящемся представить его ученому миру в особом издании, во всей полноте нынешнего научного аппарата. Едва покинув университетскую скамью, он уже своими первыми работами обратил на себя внимание значительнейших современных египтологических авторитетов, каковы: Лепсиус, Бругш, Бирч, Масперо и другие. Он участвует с честью в известной берлинской «Zeitschrift für ägyptische Sprache und Alterthumskunde». Путешествие его в Египет, откуда он привез почти целый маленький египетский музей, конечно, еще более расширило его научный горизонт, и скоро по возвращении в Петербург он был сделан консерватором египетского отделения Эрмитажа. Здесь он дебютирует открытием и объяснением папируса, имеющего громадное значение для всей европейской науки. Можно ли не пожелать, от искреннего сердца, наилучшего успеха юноше, начинающему таким блестящим образом свою ученую карьеру? У него, между русскими, не было ни одного предшественника по части египтологии, кроме Гульянова (сконч. в 1841 году). Но Гульянов, сын молдавского господаря, проведший всю почти жизнь за границей, на счет русского правительства, был скорее дилетант, и хотя отличился тем, что жестоко и бесплодно нападал на Шамполионову систему чтения иероглифов, но ничего сам не создал и не произвел, а своими объяснениями египетской мифологии, со стороны религиозной, христианской и «нравственной», оставил по себе память в некотором роде даже комическую. В. С. Голенищев принадлежит совершенно другому настроению, образу мыслей, эпохе и совершенно другой науке. От него можно, кажется, по всем правам ожидать многого, настоящего.
В. Стасовъ.
В. Стасов.
