должны были усилиться эти сказки въ Египтѣ въ періодъ самыхъ частыхъ сношеній со страною Пунтъ. И, кажется, эти сношенія были всего болѣе оживлены въ ту эпоху, когда писался нашъ папирусъ. Потому что во времена XI-й династіи — къ которой, повидимому, относитъ насъ, приблизительно, палеографическій типъ нашего манускрипта — мы встрѣчаемъ въ одной надписи долины Гаммаматъ, даже описаніе путешествія, предпринятаго нѣкоимъ Ганну, по приказанію фараона Сеанхкара, въ страну Пунтъ: это описаніе своимъ языкомъ чрезвычайно напоминаетъ начало нашей рукописи. Если прибавить къ сказкамъ про змѣевъ, хранителей ѳиміама, еще другія сказочные разсказы, подобные разсказу, приведенному въ «Периплѣ моря Эритрейскаго», по которому на южномъ берегу Аравіи весь ѳиміамъ составлялъ исключительную собственность царя и состоялъ подъ непосредственною охраною боговъ, то мы легче поймемъ, почему повелитель волшебнаго острова, обладатель громадныхъ массъ ѳиміама, является передъ нами царемъ, почему онъ змѣй, какъ и всѣ его ближніе, и почему, будучи вмѣстѣ и змѣемъ, и царемъ страны Пунтъ, онъ сверхъ того обладаетъ божественнымъ даромъ всезнанія и предсказанія будущаго.
Описаніе райскаго острова, какъ мы находимъ его въ нашемъ папирусѣ, объясняется также довольно естественно. По крайней мѣрѣ, описаніе острова Сокоторы, какъ мы его читаемъ въ короткомъ извѣстіи знаменитаго путешественника Швейнфурта, который очень недавно провелъ тамъ нѣсколько времени, не оставляетъ, я думаю, никакого сомнѣнія въ томъ, что египтяне, посѣщавшіе страну Пунтъ, довольно близкую сосѣдку Сокоторы, могли, если не какъ очевидцы, то хоть по разсказамъ, болѣе или менѣе сбивчивымъ, получить представленіе объ этомъ прелестномъ островѣ, трудно доступномъ и единственномъ островѣ сѣверо-восточной Африки, дѣйствительно богатомъ растительностью.
Изложивъ, такимъ образомъ, вкратцѣ мои соображенія о нашей сказкѣ въ сравненіи съ эпизодомъ «Одиссеи», и попробовавъ хоть нѣсколько освѣтить нѣкоторыя странности нашей сказки, я изложу мои замѣтки о нашемъ папирусѣ, если сравнивать его съ арабскими сказками «Тысячи и одной ночи».
Нѣкоторое сходство стиля въ египетской сказкѣ и въ разсказахъ о странствіяхъ моряка-Синдбада не можетъ не обратить на себя вниманія. Стоитъ только вспомнить описаніе въ нашемъ папирусѣ появленія змѣя, сопровождаемое землетрясеніемъ, колебаніемъ лѣса и шумомъ, подобнымъ шуму волнъ морскихъ, и мы
должны были усилиться эти сказки в Египте в период самых частых сношений со страною Пунт. И, кажется, эти сношения были всего более оживлены в ту эпоху, когда писался наш папирус. Потому что во времена XI-й династии — к которой, по-видимому, относит нас, приблизительно, палеографический тип нашего манускрипта — мы встречаем в одной надписи долины Гаммамат, даже описание путешествия, предпринятого некоим Ганну, по приказанию фараона Сеанхкара, в страну Пунт: это описание своим языком чрезвычайно напоминает начало нашей рукописи. Если прибавить к сказкам про змеев, хранителей фимиама, еще другие сказочные рассказы, подобные рассказу, приведенному в «Перипле моря Эритрейского», по которому на южном берегу Аравии весь фимиам составлял исключительную собственность царя и состоял под непосредственною охраною богов, то мы легче поймем, почему повелитель волшебного острова, обладатель громадных масс фимиама, является перед нами царем, почему он змей, как и все его ближние, и почему, будучи вместе и змеем, и царем страны Пунт, он сверх того обладает божественным даром всезнания и предсказания будущего.
Описание райского острова, как мы находим его в нашем папирусе, объясняется также довольно естественно. По крайней мере, описание острова Сокоторы, как мы его читаем в коротком известии знаменитого путешественника Швейнфурта, который очень недавно провел там несколько времени, не оставляет, я думаю, никакого сомнения в том, что египтяне, посещавшие страну Пунт, довольно близкую соседку Сокоторы, могли, если не как очевидцы, то хоть по рассказам, более или менее сбивчивым, получить представление об этом прелестном острове, трудно доступном и единственном острове северо-восточной Африки, действительно богатом растительностью.
Изложив, таким образом, вкратце мои соображения о нашей сказке в сравнении с эпизодом «Одиссеи», и попробовав хоть несколько осветить некоторые странности нашей сказки, я изложу мои заметки о нашем папирусе, если сравнивать его с арабскими сказками «Тысячи и одной ночи».
Некоторое сходство стиля в египетской сказке и в рассказах о странствиях моряка-Синдбада не может не обратить на себя внимания. Стоит только вспомнить описание в нашем папирусе появления змея, сопровождаемое землетрясением, колебанием леса и шумом, подобным шуму волн морских, и мы
