духа, а не народный духъ изъ софистики. То были сильные, вліятельные люди своего времени, κράτιστοι των νυν, какъ говоритъ о нихъ Платонъ. Школа софистовъ была школа пользы, а не истины. Истина познанія стояла тутъ на заднемъ планѣ; прежде всего годность, приложимость къ данному случаю. Софисты не знали науки для науки, они знали ее для жизни.
Впрочемъ, чтобы судить болѣе правильно о софистахъ, должно различать между ними исторически по крайней мѣрѣ три генераціи: сперва софистъ — это ученый, или собственно интеллигентный человѣкъ, то же что σοφός, потомъ софистъ не просто ученый, но и учитель, человѣкъ, преподающій свои познанія другимъ и притомъ за деньги, и такимъ образомъ изъ своего ученаго образованія дѣлающій нѣкоторый родъ профессіи: таковы были Протагоръ, Продикъ, Гиппій и др. Наконецъ софистъ — это человѣкъ sans foi sans Іоі, исключительно преданный словопренію: таковы въ нашемъ діалогѣ Евтидемъ и Діо-нисодоръ.
Но почти всѣ софисты обыкновенно выставляли себя учителями добродѣтели, разумѣя часто подъ добродѣтелью то что по-просту называется умѣньемъ жить, или практичностію. Тѣмъ не менѣе однако многіе изъ нихъ, особенно софцсты второй генераціи, не безъ успѣха занимались и науками. Такъ, знаменитый въ свое время Горгій, который даже отвергалъ вообще возможность научить добродѣтели, съ большимъ успѣхомъ разрабатывалъ реторику; точно также Полъ, Ѳразимахъ; а Продикъ изучалъ особенно грамматическое строеніе рѣчи и преимущественно синонимику. Болѣе глубокомысленный изъ софистовъ, Протагоръ, уважаемый современниками какъ наставникъ въ семейныхъ и гражданскихъ добродѣтеляхъ, также занимался грамматикою. Другіе, какъ напримѣръ Гиппій, изучали грамматику, риѳмику, физику, астрономію, археологію мнемонику. Но вся эта разнообразная ученость софистовъ питалась у нихъ не внутреннимъ побужденіемъ научнаго
духа, а не народный дух из софистики. То были сильные, влиятельные люди своего времени, κράτιστοι των νυν, как говорит о них Платон. Школа софистов была школа пользы, а не истины. Истина познания стояла тут на заднем плане; прежде всего годность, приложимость к данному случаю. Софисты не знали науки для науки, они знали ее для жизни.
Впрочем, чтобы судить более правильно о софистах, должно различать между ними исторически по крайней мере три генерации: сперва софист — это ученый, или собственно интеллигентный человек, то же что σοφός, потом софист не просто ученый, но и учитель, человек, преподающий свои познания другим и притом за деньги, и таким образом из своего ученого образования делающий некоторый род профессии: таковы были Протагор, Продик, Гиппий и др. Наконец софист — это человек sans foi sans Иои, исключительно преданный словопрению: таковы в нашем диалоге Евтидем и Дио-нисодор.
Но почти все софисты обыкновенно выставляли себя учителями добродетели, разумея часто под добродетелью то что по-просту называется уменьем жить, или практичностью. Тем не менее однако многие из них, особенно софцсты второй генерации, не без успеха занимались и науками. Так, знаменитый в свое время Горгий, который даже отвергал вообще возможность научить добродетели, с большим успехом разрабатывал риторику; точно также Пол, Фразимах; а Продик изучал особенно грамматическое строение речи и преимущественно синонимику. Более глубокомысленный из софистов, Протагор, уважаемый современниками как наставник в семейных и гражданских добродетелях, также занимался грамматикою. Другие, как например Гиппий, изучали грамматику, рифмику, физику, астрономию, археологию мнемонику. Но вся эта разнообразная ученость софистов питалась у них не внутренним побуждением научного
