— 50 —
косоворотку и длинные охотничьи сапоги. Мы сидѣли на порогѣ избушки, пользуясь тѣнью, падавшей отъ ближайшей березы. Собственно говоря, это былъ обманъ — пекло на-смерть, но просто хотѣлось вѣрить, что въ тѣни какъ будто легче. Воздухъ переливался отъ жары, лѣсъ стоялъ неподвижно, изнемогая каждымъ листочкомъ; большое озеро походило на раскаленное зеркало. Не хотѣлось шевельнуть пальцемъ.
— Только и народъ эти дамы, — съ улыбкой проговорилъ Николай Ивановичъ, срывая ближайшую травку. — Вь этакій жаръ побрели купаться: только хуже будетъ. Пока въ водѣ сидишь, такъ будто и легче, а вылѣзъ на берегъ — смерть. Итти развѣ въ палаткѣ полежать? Нѣтъ, и спать въ жаръ тоже вредно...
Молодой человѣкъ зѣвнулъ такъ, что челюсти затрещали, а потомъ погрузился въ дремоту.
Отъ избушки открывался великолѣпный видъ. Прямо блестѣло лѣсное озеро, направо разстилалась зеленая поляна, на которой стояли наши экипажи и была раскинута парусинная походная палатка, за поляной волнистой линіей уходилъ смѣшанный лѣсъ, а въ глубипѣ синей мохнатой шайкой пряталась лѣсистая горка. Сама избушка такъ и просилась на картину: полуразвалившаяся, почернѣвшая—одна изъ тѣхъ поэтичесішхъ лѣсныхъ избушекъ, какія такъ любятъ рисовать художники.
Какъ жилъ въ ней Егорушка—другой вопросъ. Лѣто все краситъ, а зимой здѣсь, навѣрно, жутко приходилось, особенно одному. Впрочемъ, Егорушка жилъ въ этой избушкѣ болѣе десяти лѣтъ и былъ совершенно доволенъ своею судьбой. Онъ офиціально носилъ званіе сторожа, т.-е. долженъ былъ стеречь озеро, арендованное Ннколаемъ Ивановичемъ для рыбной ловли, а въ дѣйствительности продавалъ пойманную рыбу на сторону и бралъ взятки съ рыболововъ, украдомъ добывавшихъ чужую рыбу. Николай Ивановичъ, конечно, все это зналъ, но смотрѣлъ на все сквозь пальцы. Э, пусть его воруютъ — рыбы въ озерѣ много, а лѣтомъ любезное дѣло пріѣхать сюда и заварить уху изъ жнвыхъ карасей.
— Э, господа, идите сюды! — крикнулъ Гавриловъ, размахивая руками.— Да скорѣе, пожалуйста.
Николай Ивановичъ даже привскочилъ спросонья и спросилъ:
— Да зачѣмъ? Экъ вѣдь взяло его... Даже испугалъ.
— Идите!., Ха-ха!.. Отсюда все-все, какъ на ладонкѣ, видно. Жаль, что бинокля нѣтъ...
— Послушай, Гавриловъ, какъ тебѣ не совѣстно! — говорилъ Николай Ивановичъ, пожимая плечами.—Понимаешь, это неприлично. Наконецъ, твоя собственная жена купается... Право, безстыдникъ..
— Ну, пошелъ огородъ городить, красная дѣвушка, — огрызнулся Гавриловъ, изъ-подъ руки вглядываясь на дальній берегъ, гдѣ купались дамы.
Онъ даже присѣлъ на корточки, какъ дѣлаютъ охотники, скрадывающіе утокъ, и продолжалъ время отъ времени дѣлать въ нашу сторону красноречиво манившіе жесты. Это лѣгкомыслiе окончательно возмутило Николая Ивановича.
— Конечно, пропащій человѣкъ, — уже сердито проговорилъ онъ, дѣлая нетерпѣливое двнженіе. — Жена купается, а онъ зоветъ смотрѣть. Положимъ, онѣ купаются далеко, на мысу, а все-таки нехорошо. Просто, я не радъ, что и связался съ нимъ... Только для Павлы Мироновны переношу, а то терпѣпья нѣтъ. И уродился человѣкъ... Сколько жениховъ сваталось за нее, за Павлу Мироновну, когда въ дѣвушкахъ была — и все хорошіе женихи.
