— 41 —
Всѣ эти мысли и чувства бурлили и кипѣли въ матушкѣ, какъ кипѣла и бурлила вода въ ея котслкахъ, поставленныхъ къ самому огию. Да, бываютъ такіе дни, когда день кажется длиннѣе года, а минуты тянутся, какъ цѣлые дни. Матушка даже не замѣчала прислуживавшей ей дѣвочки-подростка, которая не понимала, зачѣмъ такъ безпокоятся попъ съ попадьей. Мало ли ребятъ мретъ по деревнямъ объ эту пору...
О. Алексѣй нѣсколько разъ выходилъ въ кухню, и матушка болласъ взглянуть ему въ лицо. Они не говорили о больномъ, читая взаимныя мысли по глазамъ.
— Кажется, онъ немного забылся... — сказатъ въ послѣдиій разъ о. Алексѣй шопотомъ:—лежитъ спокойно.
Матушка заглянула въ пріотворенную дверь и долго прислушивалась къ нервному дыханію больного ребенка. Да, онъ былъ еще живъ... О. Алексѣй ушелъ, а черезъ полчаса опять вышелъ, блѣдный, какъ полотно. Все было конЧено... У матушки выпалъ изъ рукъ ухватъ, и она смотрѣла на мужа остановившимися глазами. Но потомъ на нее напала рѣшимость отчаянія. Она вошла въ спальню и съ чуткостью птицы прислуша- лась къ дыханію ребенка. О, онъ еще былъ живъ, а только дыханіе едва было слышно. Мертвенно-блѣдное дѣтское личико съ ввалившимися глазами и запекшимся ртомъ уже казалось мертвымъ. Жизнь едва теплилась...
О. Алексѣй стоялъ въ углу комнаты и тихо плакалъ, закрывая лицо платкомъ.
— Кончился ? — прошепталъ онъ, точно боялся разбудить маленькаго покойника.
— Нѣтъ, еще живъ...— шопотомъ отвѣтила матушка съ какой-то особенной твердостью въ голосѣ.
II.
Когда матушка вернулась въ кухню, тамъ стояла у двери средняго роста баба въ армякѣ, подвязанномъ мужицкой опояской, и съ закутанной грязной шалью головой. По особому складу почти мужского лица бабы матушка догадалась, что она изъ Медвѣдевой, самой дальней деревушки Боровскаго прихода.
— Тебѣ что нужно, милая? — спросила матушка, подозрѣвая, въ чемъ дѣло.
— А мнѣ бы отца духовнаго повидать... — равнодушно отвѣтила баба грубоватымъ, почти мужскимъ голосомъ.
— Съ требой?
— Это самое... Дѣдушка Титъ собрался помирать, ну и послалъ меня. Говорить, непремѣнно привези...
У матушки опустились руки. До Медвѣдевой считали верстъ двадцать, а тутъ еще распутица...
— Да вѣдь теперь къ вамъ въ Медвѣдеву ни пройти ни проѣхать, милая?
— А я верхомъ пріѣхала... Мужики-то въ лѣсу, ну, дѣдушка меня и послалъ. Непремѣнно, говорить... Я и другую лошадь съ собой привела. Ничего, помаленьку доѣдемъ...
— Да ты съ ума сошла, милая!.. Еще въ болотѣ гдѣ-нибудь провалитесь.
— Господь какъ-нибудь пронесетъ, — спокойно отвѣтила баба, пере-
