доценту Иванову, — как вам нравится этот тип, Петр Степанович?
Иванов рассмеялся.
— Это он? Воображаю, что он там напечет из этих яиц.
— Д… д… д… — заговорил Персиков злобно, — вы вообразите, Петр Степанович… ну, прекрасно… очень возможно, что на дейтероплазму куриного яйца луч окажет такое же действие, как и на плазму голых. Очень возможно, что куры у него вылупятся. Но, ведь, ни вы, ни я не можем сказать, какие это куры будут… может-быть, они ни к чорту негодные куры. Может-быть, они подохнут через два дня. Может-быть, их есть нельзя! А разве я поручусь, что они будут стоять на ногах. Может-быть, у них кости ломкие. — Персиков вошел в азарт и махал ладонью и загибал пальцы.
— Совершенно верно, — согласился Иванов.
— Вы можете поручиться, Петр Степанович, что они дадут поколение? Может-быть, этот тип выведет стерильных кур. Догонит их до величины собаки, а потомства от них жди потом до второго пришествия.
— Нельзя поручиться, — согласился Иванов.
— И какая развязность, — расстраивал сам себя Персиков, — бойкость какая-то! И, ведь, заметьте, что этого прохвоста мне же поручено инструктировать. — Персиков указал на бумагу, доставленную Рокком (она валялась на экспериментальном столе)… а как я его буду этого невежду инструктировать, когда я сам по этому вопросу ничего сказать не могу.
— А отказаться нельзя было? — спросил Иванов.
Персиков побагровел, взял бумагу и показал ее Иванову. Тот прочел ее и иронически усмехнулся.
— М-да… — сказал он многозначительно.
— И, ведь, заметьте… Я своего заказа жду два месяца и о нем ни слуху, ни духу. А этому моментально и яйца прислали и вообще всяческое содействие…
— Ни черта у него не выйдет, Владимир Ипатьич, И просто кончится тем, что вернут вам камеры.