не вашея? И онѣ у нея вспросятъ: есть ли то. Она же молвитъ—есть. И онѣ[1] еи молвятъ: даи[2] и мы покажемъ государынѣ; а она же отмолвится[3], дала есмь тои и тои[4] женѣ доброи тово и тово, и скажетъ человѣка добраго[5] по имяни, а въ семъ[6] солжетъ: и азъ, кунки, иду, да у неѣ возму и къ вамъ принесу; и они еи призапретятъ: принеси къ намъ до обѣда же, или какъ вечерню поютъ; баба жъ молвитъ: у кунки, знаю я, какъ къ вамъ пріити, то[7] и вы государя блюдетеся. И отоидетъ отъ нихъ, и не идетъ къ нимъ день или два; по дни же, или другомъ дни ко двору къ нимъ неидетъ, стрежетъ ихъ, какъ поидутъ на рѣку по воду или платіе мыти; баба же поидетъ, будто[8] мимо; они же ея восскличютъ, и молвятъ еи: о чемъ ты къ намъ не бывала еси, и не принесла еси, что хотѣла принести? Баба жъ къ нимъ удивится вельми и молвитъ: о кунки вчера и третіи день была ести у тоѣ и тоѣ добрые жены, и мужу имя скажетъ, а у нихъ былъ пиръ, и она кормилица меня не отпустила и ночевола есми у нея съ ея служками[9], а тамо вами не поспѣла ходити,—меня жалуютъ многія жены добрыя. Они же къ неи молвятъ: прянеси же къ намъ и съ запрещеніемъ великимъ рекутъ еи… Да-не-плету много! Сими дѣлы бабы опознаваются съ женками и съ дѣвками служащими.
