ются и небеснаго, зана не Бога ради, а піянства ради погибе; токмо бѣсомъ единымъ радованіе и съ ними въ жребіи, аще не покаются. Видиши ли, человѣче, каковъ срамъ и укоръ отъ Бога и отъ святыхъ его! И причитаетъ Апостолъ піяницу и всяко грѣхъ творяща сеже суть неугодна Богу, въ жребій съ бѣсы аще истиннымъ покаяніемъ не очистятся. Будижъ всѣмъ христіаномъ, иже по Бозе въ правословнои вѣрѣ живущимъ, въ жребіи съ Господомъ нашимъ Ісусомъ Христомъ, и со святыми его, славящимъ Святую Троицу, Отца и Сына и Святаго Духа во вѣки аминь. Тако на предлежащее поидемъ, о немъ же намъ слово, аще подати кому ясти или пити государю дому, или отъ предстоящихъ его, или въ столъ, или послати куды, разсуждая по достоинству, и по чину и по совѣту; вся сія отъ болшаго бываетъ; а отъ прочихъ сія не бываетъ. Аще за любовь и за нѣкое послушаніе искусно да сдѣлаются, и о всемъ да спрошаются отъ настоящаго. А отъ стола или отъ трапезы ѣства или питіе таино износити, или выслати, не по повелѣнію настоящаго и безъ благословенія—святокрадство[1] есть и самочиніе; таковыхъ всячески безчествуютъ. Егда на трапези поставятъ ти многоразличныя яди и питіе, егда кто честнѣе тебя будетъ званныхъ, не начни преже вкушати ни что жъ; аще ли ты начальственъ будеши, поставленную ядь, разсужая, начинаи. У нѣкіихъ боголюбцевъ изобильно бываетъ вкушеніе различная ѣства и питіе, излишнее цѣло снимаютъ, ино въпредь[2] на потребу или въ подачю или въ разсылку. Кто не чювственъ, и не искусенъ, и не вѣжливъ[3],
