выглядит это слово! Оно похоже на вечер в доме, в котором испортилось электрическое освещение. Оно похоже на рахитиков — демонов ребят, на протухшее постное масло, на матерную ругань женскими голосами, в темноте. Словом, оно похоже на смерть.
Кончено. Немцы оставляют Украину. Значит, значит — одним бежать, а другим встречать новых, удивительных, незванных гостей в Городе. И, стало быть, кому-то придется умирать. Те, кто бегут, те умирать не будут, кто же будет умирать?
— Умигать — не в помигушки иг’ать, — вдруг картавя, сказал неизвестно откуда появившийся перед спящим Алексеем Турбиным, полковник Най-Турс.
Он был в странной форме: на голове светозарный шлем, а тело в кольчуге, и опирался он на меч длинный, каких уже нет ни в одной армии со времен крестовых походов. Райское сияние ходило за Наем облаком.
— Вы в раю, полковник? — спросил Турбин, чувствуя сладостный трепет, которого никогда не испытывал человек наяву.
— В гаю, — ответил Най-Турс, голосом чистым и совершенно прозрачным, как ручей в городских лесах.
— Как странно, как странно, — заговорил Турбин, — я думал, что рай это так… мечтание человеческое. И какая странная форма. Вы, позвольте узнать, полковник, остаетесь и в раю офицером?
— Они в бригаде крестоносцев теперича, господин доктор, — ответил Вахмистр Жилин, заведомо срезанный пулеметным огнем вместе с эскадроном белградских гусар в 1916-м году на Виленском направлении.
— Как огромный витязь, возвышался вахмистр, и кольчуга его распространяла свет. Грубые его черты, прекрасно памятные док-
