«Да здравствует Россия!
«Да здравствует самодержавие.
Июнь. Баркаролла».
«Недаром помнит вся Россия
Про день Бородина».
Печатными буквами, рукою Николки:
Пышут жаром разрисованные изразцы, черные часы ходят, как 30 лет назад: тонк-танк. Старший Турбин, бритый, светловолосый, постаревший и мрачный с 25 октября 1917 года, во френче с громадными карманами, в синих рейтузах и мягких новых туфлях, в любимой позе — в кресле с ногами. У ног его на скамеечке Николка с вихром, вытянув ноги почти до буфета, — столовая маленькая. Ноги в сапогах с пряжками. Николкина подруга, гитара нежно и глухо: трень… Неопределенно трень… потому что пока что, видите ли, ничего еще толком неизвестно. Тревожно в городе, туманно, плохо…
На плечах у Николки унтер-офицерские погоны с белыми нашивками, а на левом рукаве остроуглый трехцветный шеврон. (Дружина первая, пехотная, третий ее отдел. Формируется четвертый день, в виду начинающихся событий.)
Но, несмотря на все эти события, в столовой, в сущности говоря, прекрасно. Жарко, уютно, кремовые шторы задернуты. И жар согревает братьев, рождает истому.
Старший бросает книгу, тянется.
— А ну ка, сыграй «С’емки»…
