сто лѣтъ, то увидимъ, что учрежденія народнаго представительства, объявленныя нынѣ Высочайшими указами, не явились чѣмъ нибудь внезапнымъ и неожиданнымъ. Нѣтъ! Общественная мысль цѣлаго столѣтія русской исторіи рвалась къ лучшимъ формамъ государственнаго управленія. Многіе лучшіе русскіе люди погибли въ этой борьбѣ за благо народное, но благодарная память потомства — лучшее украшеніе ихъ безвременныхъ могилъ. Вспомнимъ, что Императоръ Александръ I еще въ 1797 году, будучи наслѣдникомъ престола, писалъ своему другу учителю Лагарпу такія строки: „если когда либо придетъ и мой чередъ царствовать, то, вмѣсто оставленія родины, я сдѣлаю несравненно лучше, поработавъ надъ дарованіемъ странѣ свободы. Мнѣ кажется, что это было бы лучшимъ видомъ революціи, такъ какъ она была бы произведена законной властью, которая перестала бы существовать, какъ только конституція была бы закончена и нація избрала бы своихъ представителей“. Такъ писалъ Наслѣдникъ Престола, но мечты его и желанія разбились о тяжкое бремя власти. Проэкты Сперанскаго остались проэктами. Русское общество перестало вѣрить въ желаніе правительства произвести революцію законной властью, такъ какъ темное вліяніе Аракчеева разбило въ Государѣ его прекрасныя мечты. Общество само стало работать; мечта о народномъ представительствѣ была жизненна. Въ бунтѣ декабристовъ вырвалась общественная мысль, такъ какъ законнаго выхода ей уже не было. Идея о русской конституціи была повѣшена на висѣлицы, заточена въ тюрьмы и разсѣяна по сибирской тайгѣ. Но въ царствованіе Царя-Освободителя снова воскресла идея о народномъ представительствѣ. Царь Александръ II перваго марта 1881 года утромъ начерталъ на проэктѣ Лорисъ-Меликова о созывѣ земцевъ — „исполнитъ“. Но судьба судила иначе, и смерть Александра II на цѣлую четверть вѣка отсрочила созывъ народныхъ представителей. Эти двадцать пять лѣтъ были тюрьмой и пыткой русской общественной мысли: событія же послѣднихъ двухъ лѣтъ, какъ въ фокусѣ собрали всѣ недостатки существующаго порядка.
Послѣдніе два года ознаменовались усиленной борьбой русской общественности съ существовавшимъ бюрократически-административнымъ строемъ. Со стороны бюрократіи были приложены всѣ, имѣвшіяся въ ея распоряженіи, средства, чтобы воспрепятствовать общественному движенію, подавить его, но, кромѣ того, та же бюрократія создала рядъ условій, требующихъ настоятельно пробужденія общественной самостоятельности. Вотъ, въ какихъ выраженіяхъ характеризуетъ князь Евгеній Трубецкой смыслъ русскаго освободительнаго движенія: „Грѣхъ стараго порядка — пишетъ онъ въ № 1 „Московскаго Еженедѣльника“ — заключался въ отрицаніи всего универсальнаго, общечеловѣческаго, въ связи съ боготвореніемъ „истинно-русскаго“. Во имя „самодержавія“ онъ отрицалъ универсальныя принципы правоваго порядка, во имя „православія“ онъ отрицалъ универсальныя христіанскія нравственныя начала, наконецъ, во имя „народности“ онъ попиралъ народности, отрицалъ сверхнародную культуру и отрекся отъ человѣчности. Онъ возводилъ въ безусловный идеалъ преходящія мѣстныя цѣнности — архаическую форму правленія, византійское искаженіе христіанства, бытовыя особенности господствующаго племени. Онъ былъ антиправовымъ, антихристіанскимъ, античеловѣчнымъ. Смыслъ русскаго освободительнаго движенія заключается именно въ тѣхъ
