піанино и, схвативъ съ этажерки листъ бумаги, начинаетъ кричать. Всѣ понимаютъ, что піанино стояло, никого не задѣвая, что оно ни въ чемъ не виновато и, поэтому, незачѣмъ на него кричать и бить его кулаками по зубамъ… Да если даже предположить, что этотъ инструментъ—обвиняемый, а Василиса читаетъ ему по бумажкѣ обвинительный актъ,—даже въ этомъ случаѣ прокуроръ не долженъ кричать во все горло и набрасываться съ кулаками на преступника.
Избитый, оплеванный, униженный инструментъ громко и жалобно рыдаетъ, разъяренная Василиса кричитъ на него, а гости сидятъ, не шевелясь, и никому не придетъ въ голову вмѣшаться въ эту исторію.
Наконецъ, судебная ошибка сдѣлана, инструментъ осужденъ, и Василиса, успокоившись и какъ будто даже стыдясь своей горячности, замолкаетъ… застѣнчиво мнетъ въ рукахъ обвинительный актъ…
Гостямъ нужно было бы тактично промолчать, а они встаютъ, окружаютъ Василису и начинаютъ лѣниво мямлить:
— Очень мило! Оч-чень прекрасно! У васъ несомнѣнный талантъ. Вамъ нужно идти на сцену.
Невидимые ножи сверкаютъ въ ихъ рукахъ, они тычутъ этими ножами въ
