собесѣдникъ.—Протрите глаза! Тамъ стоитъ господинъ, но цвѣта брюкъ его не видно, потому что его заслоняетъ дама въ бѣломъ платьѣ. Послушайте… Вы дьявольски близоруки!?..
Я сталъ энергично отрицать это, и мое нахальство обидѣло его.
Онъ помолчалъ и черезъ минуту, вглядываясь въ толпу, шевелившуюся внизу, сказалъ:
— Вотъ идетъ вашъ знакомый Петрухинъ. Онъ кланяется вамъ. Почему же вы не отвѣчаете ему?
Я перевѣсился черезъ барьеръ и неопредѣленно закивалъ головой, закланялся, заулыбался.
— Смотрите,—тронулъ меня за плечо знакомый.—Вдова Мурашкина съ дочерьми—вонъ, видите, въ ложѣ что-то говоритъ о васъ… Почему-то укоризненно грозитъ вамъ пальцемъ…
— Вѣроятно,—подумалъ я,—я имъ не поклонился, а Мурашкины никогда не прощаютъ равнодушія и гордости.
Раскланялся я и съ Мурашкиными, хотя никого изъ нихъ не видѣлъ.
Въ этотъ вечеръ мой знакомый тронулъ меня до слезъ своей заботливостью: онъ безпрестанно отыскивалъ глазами людей, которые, по его словамъ, дѣлали мнѣ привѣтственные знаки, слали дружескія
