Страница:Дернбург. Пандекты. Т. I (1906).djvu/126

Эта страница была вычитана
— 111 —

ство не устанавливало непреложного догмата, равно и германские основные законы не признают такой силы. Итак, здесь дело идет о начале, которым законодатель может пренебречь. Он это сделает главным образом в тех случаях, когда существующее право становится с течением времени в резкое противоречие с общественным мнением, становится вредным для общества и признается даже безнравственным. Пример тому представляет отмена крепостного права и рабства.

Вывод из вышесказанного будет следующий: законам нельзя приписывать обратной силы, разве бы последняя была специально выговорена[1][2].

1. На этом основании значение юридических сделок, совершенных по форме, предписанной для них законом времени их возникновения, остается неизменным, несмотря на то, что позднее новые законы заменили прежние формы другими. Это правило применяется, главным образом, к завещаниям даже в том случае, если бы подобное изменение формы сделки произошло еще до смерти завещателя[3]. Наоборот, будет недействительным завещание, по


  1. См. l. 7. C. de legibus. 1. 14, относительно которой надо заметить следующее. То положение, что законы не имеют обратного действия, первоначально не касалось constitutiones principum, так как они, собственно говоря, не содержали новых правовых норм, а только развивали старые. Законами в строгом смысле этого слова они стали позднее, по конституции Феодосия I в l. 1. C. Theod. de const. 1. 1, anno 393: Omnia constituta non praeteritis calumniam faciunt, sed futuris regulam ponunt. Наше основное положение было приведено в l. 7. С. de legibus. 1. 14 Феодосия и Валентиниана в 440 г.: Leges et constitutiones futuris certum est dare formam negotiis, non ad facta praeterita revocari, nisi nominatim etiam de praeterito tempore adhuc pendentibus negotiis cautum sit. Императоры, главным образом, имели в виду препятствовать применению новых законов к неоконченным еще процессам. В этом смысле и процессы называются „negotia“, см. l. 3. С. eod.: „interlocutiones, quas in uno negotia judicantes protulimus“. В том же смысле толкует это постановление и Юстиниан: он придает в const. Tanta, § 23, своим Дигестам обратную силу и, намекая на цитиров. l. 7. С., применяет ее „in omnibus causis, sive quae postea emerserint sive in judiciis adhuc pendent“. См. еще l. 21. C. ad Set. Vellejanum. 4. 29, в конце. На основании вышесказанного и нам не следует в цитиров. l. 7. С. искать общего отвлеченного учения по вопросу об обратном действии законов.
  2. Граж. улож. для герман. империи специально не высказывает этого основного положения, но тем не менее твердо его придерживается. Многие отдельные предписания, содержащие в себе частью применение, частью изменение этого правила, находятся в законе о введении в действие гражд. улож. для герман. империи, ст. 153 след.
  3. Юстиниан применяет это положение по поводу осложнений формы завещания в l. 29, § 7. C. de testamentis. 6. 23: „quid enim antiquitas peccavit.