— Кто хлопоталъ на училище казеннаго лѣсу, да себѣ тысячный домъ построилъ?
— Кто въ церковныхъ старостахъ ходилъ, да Божій храмъ обобралъ? He ты ли, Шумовъ?
— Кого посылали міромъ землю въ банкѣ покупать, а онъ ее себѣ подцѣпилъ? He тебя ли, Бочкинъ, — честный мужикъ?
Тимошка, выпрямился, вытянулъ шею, осматривая сходъ.
По собранію пронесся гулъ. Сотни голосовъ заговорили сразу. Задніе ряды сильно напирали. Мужики побогаче, которымъ не выгодно было попадаться на глаза Тимошкѣ, втирались въ толпу.
— А, старые черти, душепродавцы!.. Попрятались! — кричалъ Тимошка, почувствовавъ себя героемъ минуты.
Земскій тревожно озирался. Чувствовалось нѣчто необычное. Въ спертомъ воздухѣ висѣла гроза. Наконецъ, урядникъ несмѣло продвинулся впередъ и схватилъ Бѣленькаго за руки.
— Давай кушакъ! — крикнулъ онъ старостѣ.
— Прочь! Ты, продажная шкура!.. — ревѣлъ Тимошка.
Одинъ изъ стражниковъ поспѣшно стащилъ со старосты кушакъ, и Тимошку связали; но связанный онъ казался еще страшнѣе.
— Вы — воры, старые черти! А не я! Нѣтъ изъ васъ ни одного, кто бы хоть одинъ день въ старостахъ ходилъ, да безъ начета вышелъ! Вы дѣтей своихъ гложете, кровопійцы! Про-
— Кто хлопотал на училище казённого лесу, да себе тысячный дом построил?
— Кто в церковных старостах ходил, да Божий храм обобрал? He ты ли, Шумов?
— Кого посылали миром землю в банке покупать, а он её себе подцепил? He тебя ли, Бочкин, — честный мужик?
Тимошка выпрямился, вытянул шею, осматривая сход.
По собранию пронёсся гул. Сотни голосов заговорили сразу. Задние ряды сильно напирали. Мужики побогаче, которым невыгодно было попадаться на глаза Тимошке, втирались в толпу.
— А, старые черти, душепродавцы!.. Попрятались! — кричал Тимошка, почувствовав себя героем минуты.
Земский тревожно озирался. Чувствовалось нечто необычное. В спёртом воздухе висела гроза. Наконец, урядник несмело продвинулся вперёд и схватил Беленького за руки.
— Давай кушак! — крикнул он старосте.
— Прочь! Ты, продажная шкура!.. — ревел Тимошка.
Один из стражников поспешно стащил со старосты кушак, и Тимошку связали; но связанный он казался ещё страшнее.
— Вы — воры, старые черти! А не я! Нет из вас ни одного, кто бы хоть один день в старостах ходил, да без начёта вышел! Вы детей своих гложете, кровопийцы! Про-
