Михайлѣ не хотѣлось разставаться съ дѣвушкой, но она ушла, довольная приглашеніемъ.
Утромъ парень прослушалъ обѣдню. Тысячи головъ плавали въ дымкѣ ладона. Густые, раскатистые голоса дьяконовъ безпрестанно перекидывались подъ высокими сводами собора. Золотыя ризы, золотыя митры, золотыя иконы, золотыя паникадила и тысячи немигающихъ огней — все это ослѣпляло, туманило-притупляло.
Послѣ обѣдни Михайла съ больной спиной и усталыми ногами бродилъ по монастырскому саду, среди богатыхъ памятниковъ. Мелькомъ онъ видѣлъ Соню и толстаго монаха, который былъ пьянъ.
Михайла былъ набоженъ, какъ первый христіанинъ. Онъ вѣрилъ во все: и въ чудотворныя иконы, и въ цѣлебную воду, и въ монастыри; но тутъ его набожность пошатнулась и хотя въ монастырѣ продавали все, что полагается продавать при монастыряхъ: рыгаль, капли, ладонъ, крестики, картинки, онъ съ собой ничего не принесъ. Не купилъ парень даже книгъ и принесъ деньги назадъ нетронутыми.
Соня осталась въ монастырѣ.
Долго послѣ путешествія какая-то душевная пустота угнетала Михайлу. Только съ осени, когда начались въ селѣ вечерніе уроки, открылся для него новый рай...
Въ передней избѣ скрипнули доски, и грубый трескучій кашель Ильи Ивановича нарушилъ тишину темной избы.
Михайле не хотелось расставаться с девушкой, но она ушла, довольная приглашением.
Утром парень прослушал обедню. Тысячи голов плавали в дымке ладана. Густые, раскатистые голоса дьяконов беспрестанно перекидывались под высокими сводами собора. Золотые ризы, золотые митры, золотые иконы, золотые паникадила и тысячи немигающих огней — всё это ослепляло, туманило-притупляло.
После обедни Михайла с больной спиной и усталыми ногами бродил по монастырскому саду, среди богатых памятников. Мельком он видел Соню и толстого монаха, который был пьян.
Михайла был набожен, как первый христианин. Он верил во всё: и в чудотворные иконы, и в целебную воду, и в монастыри; но тут его набожность пошатнулась, и хотя в монастыре продавали всё, что полагается продавать при монастырях: рыгаль, капли, ладан, крестики, картинки, он с собой ничего не принёс. Не купил парень даже книг и принёс деньги назад нетронутыми.
Соня осталась в монастыре.
Долго после путешествия какая-то душевная пустота угнетала Михайлу. Только с осени, когда начались в селе вечерние уроки, открылся для него новый рай...
В передней избе скрипнули доски, и грубый трескучий кашель Ильи Ивановича нарушил тишину тёмной избы.
