— Да.
— Скажи на милость! Тоже? Изъ какихъ такихъ капиталовъ онъ харчится на васъ, а? Изъ какой корысти это онъ учитъ васъ, да еще чаемъ поитъ? Ужъ не «студентской» ли онъ вѣры? Нѣтъ ли тутъ какого подкупу? Сма-а-атри, паря... По нынѣшнимъ временамъ ни за что въ острогѣ сгніешь...
— Нѣтъ, тятя, Семенъ Петровичъ... такихъ мало... — началъ было горячо защищать Михаилъ.
— Мало? Всѣ они такіе! Ты помни, Мишка, учиться — учись, а супротивъ пятой заповѣди... ни-ни!.. Это я тебѣ толкую не почему по другому, а «да благо ти будетъ», какъ это сказано... Понялъ?
— Тятенька, да развѣ я худому учусь? Семенъ Петровичъ намъ науки разныя толкуетъ... Что для жизни годится... А жить-то вѣдь мнѣ...
— Науки?! Наукамъ тамъ разнымъ набирайся у кого хочешь, а жить учись у отца! Вотъ тебѣ мой сказъ!
При этихъ словахъ Илья Ивановичъ всталъ съ мѣста, стряхнулъ на столъ крошки изъ подола и, перекрестившись широкимъ взмахомъ руки, вылѣзъ изъ-за стола.
— Утре гуртъ погонишь на озимя, — сказалъ онъ сыну ровнымъ дѣловымъ тономъ и пошелъ въ заднюю избу спать, захлопнувъ за собой дверь.
Васена прибрала остатки ужина, стерла со стола мокрой мочалкой, опять юркнула за ситце-
— Да.
— Скажи на милость! Тоже? Из каких таких капиталов он харчится на вас, а? Из какой корысти это он учит вас, да еще чаем поит? Уж не «студентской» ли он веры? Нет ли тут какого подкупу? Сма-а-атри, паря... По нынешним временам ни за что в остроге сгниёшь...
— Нет, тятя, Семён Петрович... таких мало... — начал было горячо защищать Михаил.
— Мало? Все они такие! Ты помни, Мишка, учиться — учись, а супротив пятой заповеди... ни-ни!.. Это я тебе толкую не почему по другому, а «да благо ти будет», как это сказано... Понял?
— Тятенька, да разве я худому учусь? Семён Петрович нам науки разные толкует... Что для жизни годится... А жить-то ведь мне...
— Науки?! Наукам там разным набирайся у кого хочешь, а жить учись у отца! Вот тебе мой сказ!
При этих словах Илья Иванович встал с места, стряхнул на стол крошки из подола и, перекрестившись широким взмахом руки, вылез из-за стола.
— Утре гурт погонишь на озимя, — сказал он сыну ровным деловым тоном и пошёл в заднюю избу спать, захлопнув за собой дверь.
Васёна прибрала остатки ужина, стёрла со стола мокрой мочалкой, опять юркнула за ситце-
