— А гдѣ-жъ ребята? — продолжалъ допросъ Илья Ивановичъ, садясь за столъ, на лавку.
— A я почемъ знаю? Какъ убрали скотину, Антонъ-отъ съ Мишанькой, такъ и ушли... Мишанька-то, должно, въ училищу пошелъ, — докладывала баба, отодвинувъ ящикъ стола и вынимая оттуда каравай ситнаго хлѣба, ножикъ и ставя возлѣ деревянной солоницы, на столѣ.
— Васька гдѣ?
— Василій Ильичъ на мельницу пошелъ ночевать. Поужиналъ и ушелъ: помольцы, слышь, приѣхали. Може къ утру вѣтеръ не подуетъ-ли.
Въ это время вошелъ Михайла. Высокій, стройный блондинъ, съ полудѣтскими манерами, онъ былъ похожъ лицомъ на отца: тотъ же прямой славянскаго типа носъ, тѣ же крупныя губы и широкія скулы, тотъ же вихоръ на высокомъ лбу; только строгій, почти суровый взглядъ Ильи Ивановича и дѣтская простота голубыхъ глазъ Миши производили настолько различное впечатлѣніе, что почти уничтожали это сходство.
Снявъ движеніемъ плечъ нагольный полушубокъ и расправивъ подобно отцу рубашку, онъ полѣзъ класть на полку принесенныя изъ школы книги.
— Провѣдалъ лошадей-то? — спросилъ отецъ.
— Глядѣлъ. Что-то кобыла тощать стала, — послѣ паузы продолжалъ сынъ, — и ѣстъ будто, и брюхо большое, а ребра наружи...
— А где ж ребята? — продолжал допрос Илья Иванович, садясь за стол, на лавку.
— A я почём знаю? Как убрали скотину, Антон-от с Мишанькой, так и ушли... Мишанька-то, должно, в училищу пошёл, — докладывала баба, отодвинув ящик стола и вынимая оттуда каравай ситного хлеба, ножик и ставя возле деревянной солоницы, на столе.
— Васька где?
— Василий Ильич на мельницу пошёл ночевать. Поужинал и ушёл: помольцы, слышь, приехали. Може к утру ветер не подует ли.
В это время вошёл Михайла. Высокий, стройный блондин, с полудетскими манерами, он был похож лицом на отца: тот же прямой славянского типа нос, те же крупные губы и широкие скулы, тот же вихор на высоком лбу; только строгий, почти суровый взгляд Ильи Ивановича и детская простота голубых глаз Миши производили настолько различное впечатление, что почти уничтожали это сходство.
Сняв движением плеч нагольный полушубок и расправив подобно отцу рубашку, он полез класть на полку принесённые из школы книги.
— Проведал лошадей-то? — спросил отец.
— Глядел. Что-то кобыла тощать стала, — после паузы продолжал сын, — и ест будто, и брюхо большое, а рёбра наружи...