ботливо отряхнули землю съ его суконной поддевки и, громко перекликаясь, разошлись въ разныя стороны.
Бунтовы, отецъ съ сыномъ, зашагали къ себѣ. Обоимъ было неловко и стыдно. Михайла не первый разъ видѣлъ отца пьянымъ до безчувствія. Онъ нерѣдко даже пользовался хмельной добротой старика, выпрашивалъ у него деньги на книги. Но теперь, когда случилось это передъ лицомъ училища, парень краснѣлъ и обижался. Илья Ивановичъ изо всѣхъ силъ старался придать себѣ бодрый видъ. Онъ сдерживалъ раскачиванія своего тѣла, поднималъ голову и усиленно кашлялъ.
Нѣкоторое время они шли молча.
Навстрѣчу имъ съ гикомъ пронеслись двѣ пары съ колокольчиками. Телѣги были полны шумящимъ народомъ. Высоко подпрыгивая отъ быстрой ѣзды по кочкамъ, бабы махали платками и пронзительно высокими голосами пѣли «Разлуку».
На передней подводѣ правилъ стоя мужикъ, въ бабьемъ нарядѣ поверхъ шубы, и пьянымъ, охрипшимъ голосомъ выкрикивалъ ругательства. Лошади, всѣ въ мылѣ, со сбившимися набокъ шлеями, съ разбитой упряжью, неслись въ махъ. Задняя пара безъ кучера озлобленно скакала вслѣдъ за первой.
— Вотъ, учись, сынокъ, какъ лошадей гадить! — говорилъ Илья Ивановичъ Михайлѣ, провожая мутнымъ взглядомъ пролетѣвшій поѣздъ.
— Ваську Карюшкина женятъ, — сказалъ Михайла, — не хотѣлось ему... да отецъ пригрозилъ: запорю, говоритъ, до смерти...
ботливо отряхнули землю с его суконной поддёвки и, громко перекликаясь, разошлись в разные стороны.
Бунтовы, отец с сыном, зашагали к себе. Обоим было неловко и стыдно. Михайла не первый раз видел отца пьяным до бесчувствия. Он нередко даже пользовался хмельной добротой старика, выпрашивал у него деньги на книги. Но теперь, когда случилось это перед лицом училища, парень краснел и обижался. Илья Иванович изо всех сил старался придать себе бодрый вид. Он сдерживал раскачивания своего тела, поднимал голову и усиленно кашлял.
Некоторое время они шли молча.
Навстречу им с гиком пронеслись две пары с колокольчиками. Телеги были полны шумящим народом. Высоко подпрыгивая от быстрой езды по кочкам, бабы махали платками и пронзительно высокими голосами пели «Разлуку».
На передней подводе правил стоя мужик, в бабьем наряде поверх шубы, и пьяным, охрипшим голосом выкрикивал ругательства. Лошади, все в мыле, со сбившимися набок шлеями, с разбитой упряжью, неслись вмах. Задняя пара без кучера озлобленно скакала вслед за первой.
— Вот, учись, сынок, как лошадей гадить! — говорил Илья Иванович Михайле, провожая мутным взглядом пролетевший поезд.
— Ваську Карюшкина женят, — сказал Михайла, — не хотелось ему... да отец пригрозил: запорю, говорит, до смерти...
