Часъ отъ часу она прибавляла сіянія, какъ-будто старалась заглянуть во всѣ темные закоулки широко раскинувшагося села, откуда такъ бѣшено лился шумъ и гамъ, чтобъ убѣдиться: дѣйствительно ли ужъ людямъ такъ весело?
Но напрасно: чѣмъ ярче заставляла она блестѣть крыши, сливая ихъ въ одну серебристую ленту, тѣмъ гуще собирался мракъ подъ ними. И красный отблескъ замерзшихъ окошекъ окрашивалъ мракъ этотъ кровью. Только высокая колокольня, казалось, знала многое. Она, какъ сказочный богатырь, гордо выдѣлялась изъ тонувшихъ въ тѣни ея приземистыхъ зданій и, играя позолотой креста, улыбалась безстрастной холодной улыбкой на встрѣчу лунѣ.
На церковной площади было тихо. Пять обширныхъ домовъ для причта, волостное правленіе, опрятная «монополька» ярко освѣщенными окнами показывали, что здѣсь тоже не спятъ.
Илья Ивановичъ Бунтовъ ощупью спустился съ высокаго крыльца волостного правленія и, пошатываясь, пьяной походкой пошелъ черезъ площадь. Онъ былъ пьянъ и думалъ поэтому вслухъ.
— Бунтовъ не дуракъ! — гудѣлъ по церковной площади трескучій басъ Ильи Ивановича. — Бунтовъ — сила! Уважай Бунтова! — и корявые, еле сгибающіеся пальцы ударяли въ грудь. — Кто на сходѣ говоритъ толково? Бунтовъ! Кого боится земскій начальникъ? Бунтова! А что для Ильи Бунтова старшина? Что стражникъ?.. Тьфу!.. и больше ничего!.. Плюнулъ, растеръ... и все!..
Час от часу она прибавляла сияния, как будто старалась заглянуть во все тёмные закоулки широко раскинувшегося села, откуда так бешено лился шум и гам, чтоб убедиться: действительно ли уж людям так весело?
Но напрасно: чем ярче заставляла она блестеть крыши, сливая их в одну серебристую ленту, тем гуще собирался мрак под ними. И красный отблеск замёрзших окошек окрашивал мрак этот кровью. Только высокая колокольня, казалось, знала многое. Она, как сказочный богатырь, гордо выделялась из тонувших в тени её приземистых зданий и, играя позолотой креста, улыбалась бесстрастной холодной улыбкой навстречу луне.
На церковной площади было тихо. Пять обширных домов для причта, волостное правление, опрятная «монополька» ярко освещенными окнами показывали, что здесь тоже не спят.
Илья Иванович Бунтов ощупью спустился с высокого крыльца волостного правления и, пошатываясь, пьяной походкой пошёл через площадь. Он был пьян и думал поэтому вслух.
— Бунтов не дурак! — гудел по церковной площади трескучий бас Ильи Ивановича. — Бунтов — сила! Уважай Бунтова! — и корявые, еле сгибающиеся пальцы ударяли в грудь. — Кто на сходе говорит толково? Бунтов! Кого боится земский начальник? Бунтова! А что для Ильи Бунтова старшина? Что стражник?.. Тьфу!.. и больше ничего!.. Плюнул, растёр... и всё!..
