знаитъ... Голодный народъ... Необразованный чувашъ!
— Одынъ продовольство ѣстъ чувашъ, — пояснила женщина, — способый... царь кормитъ народъ... народъ бѣдный... каждый день съ голоду умиратъ... и-и!.. много народъ умиралъ...
Она заботливо оправила на дѣтяхъ лохмотья.
— Ана-а-ай! — капризно нылъ одинъ изъ сидѣвшихъ въ телѣжкѣ.
Женщина, держась сзади за телѣжку, нагибалась къ нему, говорила что-то ласковымъ голосомъ, низкимъ и журчащимъ, какъ мурлыканье кошки, и съ любовью гладила ребенка по облупившейся отъ вѣтра щекѣ.
Ребенокъ видимо былъ боленъ. Онъ затихалъ подъ лаской матери, но чуть она отвертывалась въ сторону, опять заводилъ свое плаксивое: «а-а-на-ай!»
Другой, совсѣмъ еще крошечный, выдувалъ носомъ пузыри и сосредоточенно молчалъ, методически поклевывая головой.
— Пр-ррр!.. — пошутила съ нимъ мать, щелкая пальцами передъ самымъ носикомъ.
Много жизнерадостнаго было въ этой шуткѣ.
— Прл-рл-рл... — прожурчалъ ей въ отвѣтъ татарченокъ безъ малѣйшей улыбки и, выпутавъ изъ лохмотьевъ рученки, потянулся къ ней.
Горделиво поглядѣла на насъ женщина своими молодыми карими глазами. «Вотъ, молъ, какіе у меня молодцы!»
знаит... Голодный народ... Необразованный чуваш!
— Одын продовольство ест чуваш, — пояснила женщина, — способый... царь кормит народ... народ бедный... каждый день с голоду умират... и-и!.. много народ умирал...
Она заботливо оправила на детях лохмотья.
— Ана-а-ай! — капризно ныл один из сидевших в тележке.
Женщина, держась сзади за тележку, нагибалась к нему, говорила что-то ласковым голосом, низким и журчащим, как мурлыканье кошки, и с любовью гладила ребёнка по облупившейся от ветра щеке.
Ребёнок видимо был болен. Он затихал под лаской матери, но чуть она отвёртывалась в сторону, опять заводил своё плаксивое: «а-а-на-ай!»
Другой, совсем еще крошечный, выдувал носом пузыри и сосредоточенно молчал, методически поклёвывая головой.
— Пр-ррр!.. — пошутила с ним мать, щёлкая пальцами перед самым носиком.
Много жизнерадостного было в этой шутке.
— Прл-рл-рл... — прожурчал ей в ответ татарчонок без малейшей улыбки и, выпутав из лохмотьев ручонки, потянулся к ней.
Горделиво поглядела на нас женщина своими молодыми карими глазами. «Вот, мол, какие у меня молодцы!»
