на просторъ. Напрасно ласкалось солнце. Напрасно наливалось синевой и позолотой умытое, ядреное небо, и стыдливый вѣтерокъ вѣялъ щекочущимъ ароматомъ теплаго весенняго дня. Острогъ стоялъ тихъ и суровъ. Даже солдаты и надзиратели, заразившись мертвенной тишиной, ходили по коридорамъ на ципочкахъ, разговаривали шопотомъ. И какъ ни странно, разговоръ шелъ не о томъ большомъ событіи, которое толстенькій, холеный помощникъ оповѣстилъ „бунтомъ“. Говорили о другомъ: объ убійствѣ ребенка, о послѣдствіяхъ этого убійства. Въ нижнемъ, карцерномъ коридорѣ столпилась запасная стража. Курили и говорили въ полголоса. Старшой Пароходовъ горячо нападалъ на Макарушкина.
— Это что же такое будетъ? — разводилъ Пароходовъ руками. — Ежели ты, скажемъ, есть часовой и приставленъ... то смотри дѣло!.. Знай, кудa попадать... a то ребенка малаго! На-ко!.. Этого, вѣдь, тоже не приказано!..
Казачій урядникъ и старшой изъ конвоя держали руку Макарушкина.
— Предположимъ, оно есть именно такъ, — любуясь своими манерами и голосомъ, говорилъ конвойный старшой, — предположимъ... на этто самое, чтобы стрѣлять въ ребенка, приказанія не было... Но вы, пожалуйста, не должны забывать: онъ — часовой!.. прикомандированъ къ опредѣленному мѣсту, и не можетъ входить въ разсужденіе, кто у окна...
на простор. Напрасно ласкалось солнце. Напрасно наливалось синевой и позолотой умытое, ядрёное небо, и стыдливый ветерок веял щекочущим ароматом тёплого весеннего дня. Острог стоял тих и суров. Даже солдаты и надзиратели, заразившись мертвенной тишиной, ходили по коридорам на цыпочках, разговаривали шёпотом. И как ни странно, разговор шёл не о том большом событии, которое толстенький, холёный помощник оповестил „бунтом“. Говорили о другом: об убийстве ребенка, о последствиях этого убийства. В нижнем, карцерном коридоре столпилась запасная стража. Курили и говорили вполголоса. Старшой Пароходов горячо нападал на Макарушкина.
— Это что же такое будет? — разводил Пароходов руками. — Ежели ты, скажем, есть часовой и приставлен... то смотри дело!.. Знай, кудa попадать... a то ребёнка малого! На-ко!.. Этого, ведь, тоже не приказано!..
Казачий урядник и старшой из конвоя держали руку Макарушкина.
— Предположим, оно есть именно так, — любуясь своими манерами и голосом, говорил конвойный старшой, — предположим... на этто самое, чтобы стрелять в ребёнка, приказания не было... Но вы, пожалуйста, не должны забывать: он — часовой!.. прикомандирован к определённому месту, и не может входить в рассуждение, кто у окна...
