Липкая теплая кровь обволакивала женщинѣ руки, впивалась въ сарафанъ, тягуче капала на полъ. Женщина не соображала этого.
— Петинька, родненькій... ушибся? гдѣ бо-бо?
Но было тихо.
— Никакъ онъ безъ памяти? — догадалась старуха. — Батюшки!.. крови-то что!..
Вдругъ тишину пронизалъ страшный, многоликій крикъ: то дѣвушки догадались о происшедшемъ.
— А-а-а!.. а-а-а-а!.. — неслось изъ камеры въ коридоръ и наружу. И нельзя было разобрать, кто кричалъ, сколько голосовъ кричали, захлебывались, рыдали.
— Убили... убили... на смерть убили робеночка!.. — причитала старуха.
Дѣвушки кричали, а Авдотья, все еще не понимавшая всего ужаса, держала на рукахъ окровавленнаго Петьку.
— Петинька, ласковый мой... болѣзный...
Вѣрочка не устояла: вся запятнанная, залитая кровью, она рухнулась о земь, съ землистымъ мертвеннымъ лицомъ, съ желтой урчащей пѣной на синихъ губахъ. Лежа на спинѣ, она судорожно тряслась вся, билась головой объ полъ, часто-часто дергала локтями, плечами, колѣнями... и ползла, ползла по полу, размазывая собой кровавыя пятна.
Страшный крикъ не прекращался; онъ росъ, метался, захлебываясь въ безконечномъ ужасѣ, и требовалъ... требовалъ...
Липкая тёплая кровь обволакивала женщине руки, впивалась в сарафан, тягуче капала на пол. Женщина не соображала этого.
— Петинька, родненький... ушибся? где бо-бо?
Но было тихо.
— Никак он без памяти? — догадалась старуха. — Батюшки!.. крови-то что!..
Вдруг тишину пронизал страшный, многоликий крик: то девушки догадались о происшедшем.
— А-а-а!.. а-а-а-а!.. — неслось из камеры в коридор и наружу. И нельзя было разобрать, кто кричал, сколько голосов кричали, захлёбывались, рыдали.
— Убили... убили... насмерть убили робёночка!.. — причитала старуха.
Девушки кричали, а Авдотья, всё ещё не понимавшая всего ужаса, держала на руках окровавленного Петьку.
— Петинька, ласковый мой... болезный...
Верочка не устояла: вся запятнанная, залитая кровью, она рухнулась оземь, с землистым мертвенным лицом, с жёлтой урчащей пеной на синих губах. Лёжа на спине, она судорожно тряслась вся, билась головой об пол, часто-часто дёргала локтями, плечами, коленями... и ползла, ползла по полу, размазывая собой кровавые пятна.
Страшный крик не прекращался; он рос, метался, захлёбываясь в бесконечном ужасе, и требовал... требовал...
