Петька спалъ, откинувъ въ сторону правую ручонку. Полное, румяное лицо мальчика дышало силой, пунцовыя губы заботливо шевелились; свѣтлыя льняныя кудряшки, вспотѣвъ, прилипли ко лбу и къ вискамъ расписными колечками, будто живые узоры.
Въ противоположность барышнямъ Петька, казалось, и во снѣ жилъ подвижной, рѣзвой жизнью.
— Какъ раскидался красавчикъ твой! — замѣтила старуха, любовно глядя на Петьку. — Замотался горемычный взаперти-то... Ну-ка, легко ли?..
Авдотья вздохнула, колыхнувъ высокой грудью.
— Охъ ужъ!.. скорѣе бы, что-ли?.. Никакъ и конца-то не будетъ... И что-то мнѣ седня такъ, милая, тошнехонько... Сердечушко не на мѣстѣ. Ужъ не подѣялось ли что̀ дома, милая ты моя?.. Аль съ нимъ... съ моимъ-то?.. Одинъ, другой годъ доходитъ — одинъ.
— Все Господь, все Онъ Пречистый! — вздохнула и старуха. — Чего-й-то больно тужить?.. Дождешься, свидишься... И какъ, чай, радъ-то будетъ!.. и-и...
Въ коридорѣ затопотали сапоги, въ дверь стукнули сильнымъ грубымъ ударомъ.
— Повѣрка!
Авдотья оправила на барышняхъ одѣяло. Старуха поднялась на ноги. Загромыхало желѣзо, щелкнуло, запѣло, и въ распахнутую дверь быстро
Петька спал, откинув в сторону правую ручонку. Полное, румяное лицо мальчика дышало силой, пунцовые губы заботливо шевелились; светлые льняные кудряшки, вспотев, прилипли ко лбу и к вискам расписными колечками, будто живые узоры.
В противоположность барышням Петька, казалось, и во сне жил подвижной, резвой жизнью.
— Как раскидался красавчик твой! — заметила старуха, любовно глядя на Петьку. — Замотался горемычный взаперти-то... Ну-ка, легко ли?..
Авдотья вздохнула, колыхнув высокой грудью.
— Ох уж!.. скорее бы, что ли?.. Никак и конца-то не будет... И что-то мне сёдня так, милая, тошнёхонько... Сердечушко не на месте. Уж не подеялось ли что̀ дома, милая ты моя?.. Аль с ним... с моим-то?.. Один, другой год доходит — один.
— Всё Господь, всё Он Пречистый! — вздохнула и старуха. — Чего-й-то больно тужить?.. Дождёшься, свидишься... И как, чай, рад-то будет!.. и-и...
В коридоре затопотали сапоги, в дверь стукнули сильным грубым ударом.
— Поверка!
Авдотья оправила на барышнях одеяло. Старуха поднялась на ноги. Загромыхало железо, щёлкнуло, запело, и в распахнутую дверь быстро
