гимнастическимъ шагомъ, какъ ходятъ солдаты на часахъ и парадахъ, а крадучись, выжидая, думая лишь о томъ, какъ бы выслѣдить, поймать, захватить. Точь въ точь — кошка на охотѣ. Съ воли изъ-за стѣны опять закричалъ глухой, натужный голосъ, и Макарушкинъ различилъ слова. Кричали:
— Ва-арва-ара пріѣхала!
Изъ острога никто не глядѣлъ и не откликался.
А между тѣмъ отъ третьяго этажа ко второму спускалась тонкая суровая нитка, будто паутинка, будто одинокій блуждающій нервъ тюрьмы. На концѣ — кирпичикъ и что-то завернутое въ грязную бумажку, все подъ цвѣтъ стѣны и рѣшетокъ. Тихо и мѣрно покачивается нитка. Легкими, еле замѣтными толчками опускаетъ ее осторожная рука. Никого не видать ни вверху, откуда нитка ползетъ, ни внизу, гдѣ остановилась и кружится.
Но вотъ, навѣрное, сверху стукнули, дали знать, что «телефонъ» опустился на разсчитанную длину. Внизу, въ форточкѣ обрисовалось молодое землисто-сѣрое лицо... и не лицо, а одни глаза, широкіе, свѣтящіеся глаза. Глаза увидали слѣдящаго за «телефономъ» Макарушкина, промолвили тихимъ, просящимъ шопотомъ:
— Чайку?.. Чай это...
Макарушкинъ молча и серьезно взялъ на прицѣлъ. Глаза пропали.
гимнастическим шагом, как ходят солдаты на часах и парадах, а крадучись, выжидая, думая лишь о том, как бы выследить, поймать, захватить. Точь-в-точь — кошка на охоте. С воли из-за стены опять закричал глухой, натужный голос, и Макарушкин различил слова. Кричали:
— Ва-арва-ара приехала!
Из острога никто не глядел и не откликался.
А между тем от третьего этажа ко второму спускалась тонкая суровая нитка, будто паутинка, будто одинокий блуждающий нерв тюрьмы. На конце — кирпичик и что-то завёрнутое в грязную бумажку, всё под цвет стены и решёток. Тихо и мерно покачивается нитка. Лёгкими, еле заметными толчками опускает её осторожная рука. Никого не видать ни вверху, откуда нитка ползёт, ни внизу, где остановилась и кружится.
Но вот, наверное, сверху стукнули, дали знать, что «телефон» опустился на рассчитанную длину. Внизу, в форточке обрисовалось молодое землисто-серое лицо... и не лицо, а одни глаза, широкие, светящиеся глаза. Глаза увидали следящего за «телефоном» Макарушкина, промолвили тихим, просящим шёпотом:
— Чайку?.. Чай это...
Макарушкин молча и серьёзно взял на прицел. Глаза пропали.
