страсть охотника и захватывала иногда Макарушкина на службѣ. А такъ какъ онъ былъ вооруженъ винтовкой новѣйшаго образца и со стороны людей, подчинившихъ себѣ его волю, встрѣчалъ не противодѣйствіе, а поощреніе своимъ порывамъ, то это третье состояніе бывало страшно и жутко.
Прижавшись къ сѣдой стѣнѣ, Макарушкинъ горящими отъ напряженія глазами оглядывалъ корпусъ. Вотъ, въ одной изъ форточекъ верхняго этажа взмахнуло что-то бѣлое: разъ, два и три. Помахало — исчезло. Макарушкинъ замѣтилъ окно: третье слѣва въ пятомъ этажѣ.
Съ воли, изъ-за стѣны послышался глухой, напряженный голосъ. Онъ кричалъ что-то въ острожныя окна. Къ рѣшеткѣ припало блѣдное, бородатое лицо.
— Про-очь отъ окна! — крикнулъ Макарушкинъ звонкимъ, кованнымъ голосомъ.
Лицо исчезло...
Прошло нѣсколько томительныхъ секундъ, тихихъ, ровныхъ, но долгихъ. Вдругъ — Макарушкинъ отчетливо различилъ — черезъ его голову, черезъ стѣну, перелетѣлъ камень или жестяная коробка. Невидимая рука бросила его съ силой и скрылась. Часовой вскинулъ ружье на прицѣлъ — стрѣлять было не въ кого. Окна попрежнему зіяли темными падями... а въ нихъ поблескивали рѣшетки.
Постоялъ, прислушался — тихо, никого. Пошелъ по панели, но ужъ не прежнимъ мѣрнымъ
страсть охотника и захватывала иногда Макарушкина на службе. А так как он был вооружён винтовкой новейшего образца и со стороны людей, подчинивших себе его волю, встречал не противодействие, а поощрение своим порывам, то это третье состояние бывало страшно и жутко.
Прижавшись к седой стене, Макарушкин горящими от напряжения глазами оглядывал корпус. Вот, в одной из форточек верхнего этажа взмахнуло что-то белое: раз, два и три. Помахало — исчезло. Макарушкин заметил окно: третье слева в пятом этаже.
С воли, из-за стены послышался глухой, напряжённый голос. Он кричал что-то в острожные окна. К решётке припало бледное, бородатое лицо.
— Про-очь от окна! — крикнул Макарушкин звонким, кованным голосом.
Лицо исчезло...
Прошло несколько томительных секунд, тихих, ровных, но долгих. Вдруг — Макарушкин отчётливо различил — через его голову, через стену, перелетел камень или жестяная коробка. Невидимая рука бросила его с силой и скрылась. Часовой вскинул ружье на прицел — стрелять было не в кого. Окна по-прежнему зияли тёмными падями... а в них поблёскивали решётки.
Постоял, прислушался — тихо, никого. Пошёл по панели, но уж не прежним мерным
