— Гдѣ тамъ? Прикинетъ пудъ съ фунтами!
А оно шуршитъ, будто воркуетъ, шелеститъ шелкомъ, шепчется. Лопаты кидаютъ, скребутъ, кидаютъ. Зерно плещется, клубится мякина. Мы торопимся. Дня осталось совсѣмъ немного, впору бы управиться. И окрестъ умолкла гулкая музыка. Тамъ и сямъ, словно стаи смерчей, вьются въ небѣ столбы мякины: то сосѣди торопятся провѣять зерно, — купецъ любитъ почище.
Зимняя ночь снова кутаетъ землю тѣнями и страхами, но намъ не до страховъ. Устали. Въ зенитѣ блеснули тусклыя звѣзды, одна и другая; а зерно все шуршитъ, все сопитъ, пересыпается и держитъ насъ въ своей непоколебимой власти, какъ рабовъ.
Съ полденъ поднялись «Три волхва», а за ними веселый брилліантовый Сиріусъ, мы все работаемъ. Еле маячатъ въ молочной полутьмѣ наши фигуры.
— Торопитесь, молодчики! Не рано, — поощряетъ насъ дѣдъ.
«Не рано, не рано», — шуршитъ лоза по току.
— Опять не рано? — бродитъ усталая мысль въ головѣ; — когда же будетъ «рано»?
Но говорить ужъ не хочется. Молча кончаемъ мы затянувшійся урокъ зимняго дня, усталые, голодные, сонные.
— Баста! — звучитъ, наконецъ, довольный голосъ отца, — убрались-таки!..
— Где там? Прикинет пуд с фунтами!
А оно шуршит, будто воркует, шелестит шёлком, шепчется. Лопаты кидают, скребут, кидают. Зерно плещется, клубится мякина. Мы торопимся. Дня осталось совсем немного, впору бы управиться. И окрест умолкла гулкая музыка. Там и сям, словно стаи смерчей, вьются в небе столбы мякины: то соседи торопятся провеять зерно, — купец любит почище.
Зимняя ночь снова кутает землю тенями и страхами, но нам не до страхов. Устали. В зените блеснули тусклые звёзды, одна и другая; а зерно всё шуршит, всё сопит, пересыпается и держит нас в своей непоколебимой власти, как рабов.
С полден поднялись «Три волхва», а за ними весёлый бриллиантовый Сириус, мы всё работаем. Еле маячат в молочной полутьме наши фигуры.
— Торопитесь, молодчики! Не рано, — поощряет нас дед.
«Не рано, не рано», — шуршит лоза по току.
— Опять не рано? — бродит усталая мысль в голове; — когда же будет «рано»?
Но говорить уж не хочется. Молча кончаем мы затянувшийся урок зимнего дня, усталые, голодные, сонные.
— Баста! — звучит, наконец, довольный голос отца, — убрались-таки!..
