Ho была еще одна причина людского милосердія къ острогу: люди боялись острога смутной, неосознанной боязнью. Боялись, и жертвенно умилостивляли. Острогъ былъ новый, недавно отстроенный, но уже полный. Никто не видалъ множества запертыхъ въ немъ людей, такъ какъ содержались они по новымъ строгимъ правиламъ, но всѣ знали, что острогъ очень великъ и очень полонъ.
Острогъ — крупнѣе и выше всѣхъ другихъ городскихъ домовъ, будто важнѣе ихъ и нужнѣе для жизни...
Но не въ этомъ только отличіе острога отъ другихъ домовъ. Острогъ былъ новъ и полонъ — въ этомъ крылось главное. Всякій жилой домъ выглядитъ особенно уютнымъ, особенно веселымъ и пріятнымъ именно вновѣ, когда его отдѣлали, окрасили, обставили домашней утварью, освятили водосвятьемъ. Острогъ-же, напротивъ, когда онъ новъ, только-что отдѣланъ, заселенъ, приведенъ въ «порядокъ» — кажется особенно жуткимъ, особенно мрачнымъ. И кажется, что для освященья новаго острога не достаточно полной чаши святой воды, не достаточно долгаго жалобнаго пѣнья молитвы: «не имамы иныя помощи, не имамы иныя надежды»... Надо еще чего-то. И «оно» придетъ, «оно» сбудется. Потому новый острогъ внушалъ къ себѣ особый страхъ: страхъ будущаго, страхъ ожиданья...
Ho была ещё одна причина людского милосердия к острогу: люди боялись острога смутной, неосознанной боязнью. Боялись, и жертвенно умилостивляли. Острог был новый, недавно отстроенный, но уже полный. Никто не видал множества запертых в нём людей, так как содержались они по новым строгим правилам, но все знали, что острог очень велик и очень полон.
Острог — крупнее и выше всех других городских домов, будто важнее их и нужнее для жизни...
Но не в этом только отличие острога от других домов. Острог был нов и полон — в этом крылось главное. Всякий жилой дом выглядит особенно уютным, особенно весёлым и приятным именно внове, когда его отделали, окрасили, обставили домашней утварью, освятили водосвятьем. Острог же, напротив, когда он нов, только что отделан, заселён, приведён в «порядок» — кажется особенно жутким, особенно мрачным. И кажется, что для освященья нового острога недостаточно полной чаши святой воды, недостаточно долгого жалобного пенья молитвы: «не имамы иныя помощи, не имамы иныя надежды»... Надо ещё чего-то. И «оно» придёт, «оно» сбудется. Потому новый острог внушал к себе особый страх: страх будущего, страх ожиданья...
