— Было-то что? — Власьевна оторвалась отъ самовара, выпрямилась и остановила на мнѣ злые глаза, точно я былъ виновникомъ того, что было.
— Подь сюда! Гляди!..
Мы пошли въ пустую учительскую квартиру.
— Видишь это? вотъ это?.. Вотъ... Вотъ... — Старуха водила заскорузлымъ пальцемъ по отбитымъ угламъ печи.
— Все, вѣдь, пули! Они разбойники перестрѣлъ сдѣлали. Встали трое вонъ тамъ, за плетнемъ, и давай изъ ружьевъ палять!..
Я отвелъ штору и сквозь лучисто продырявленныя стекла взглянулъ на плетень. До плетня было саженъ пятнадцать. За плетнемъ торчали голыя верхушки чахлаго садика, а за нимъ выше смѣялось пасхальной радостью весеннее небо, всепрощающее, мирное, широко раскинувшее свои любовныя объятья.
Власьевна продолжала тыкать пальцемъ въ огнестрѣльныя раны квартиры. Я ходилъ за ней съ смутнымъ чувствомъ боязни и скорби. Такъ бываетъ, когда водятъ васъ по жилью недавно умершаго близкаго человѣка и говорятъ: «вотъ здѣсь покойничекъ сиживалъ за работой, здѣсь спалъ, обѣдалъ... а на этомъ мѣстѣ — преставился»...
— Разскажи, — говорю я послѣ невольнаго молчанія.
— Въ страшную середу дѣло это было. Пришли мы съ барышней отъ вечерни. Самоваръ я поставила... Марья-то Васильевна за книжку ухва-
— Было-то что? — Власьевна оторвалась от самовара, выпрямилась и остановила на мне злые глаза, точно я был виновником того, что было.
— Подь сюда! Гляди!..
Мы пошли в пустую учительскую квартиру.
— Видишь это? вот это?.. Вот... Вот... — Старуха водила заскорузлым пальцем по отбитым углам печи.
— Всё, ведь, пули! Они разбойники перестрел сделали. Встали трое вон там, за плетнём, и давай из ружьев палять!..
Я отвёл штору и сквозь лучисто продырявленные стёкла взглянул на плетень. До плетня было сажен пятнадцать. За плетнём торчали голые верхушки чахлого садика, а за ним выше смеялось пасхальной радостью весеннее небо, всепрощающее, мирное, широко раскинувшее свои любовные объятья.
Власьевна продолжала тыкать пальцем в огнестрельные раны квартиры. Я ходил за ней со смутным чувством боязни и скорби. Так бывает, когда водят вас по жилью недавно умершего близкого человека и говорят: «вот здесь покойничек сиживал за работой, здесь спал, обедал... а на этом месте — преставился»...
— Расскажи, — говорю я после невольного молчания.
— В страшную середу дело это было. Пришли мы с барышней от вечерни. Самовар я поставила... Марья-то Васильевна за книжку ухва-
