Я подошелъ къ окну. Занавѣска въ окнѣ учительской квартиры приподнялась. Въ тускломъ треснутомъ стеклѣ показалось лицо Власьевны, съ воспаленными слезящимися глазами и слѣдами сильнаго утомленія. За эти два года Власьевна казалась постарѣвшей лѣтъ на пятнадцать.
— Родименькіе! И взаправду ты!!. Погоди маленько, я барышнѣ доложу!
Минутъ черезъ десять мы были, наконецъ, въ школѣ.
Марья Васильевна приняла насъ въ маленькой, полутемной, заставленной комнаткѣ, гдѣ раньше жилъ сторожъ. Равнодушная, сонливая, она пригласила насъ сѣсть:
— Садитесь, пожалуйста, я рада.
Дѣвушка, видимо, только съ нашимъ пріѣздомъ пріодѣлась, скрутила въ комокъ пышную косу и освѣжила лицо. Слѣды глубокаго нервнаго потрясенія были очевидны. Передъ нами сидѣла ужъ не та рѣзвая непосѣда и хлопотунья Марья Васильевна, которая осенью пріѣзжала ко мнѣ.
Мы пытались шутить:
— Что вы, сударыня, такъ неласково встрѣчаете званыхъ гостей!..
— Ахъ, что вы? Я рада!.. — A у самой голосъ тусклый; говоритъ, словно бьетъ въ деревянную доску. Глаза, опухшіе, обволоклись темнымъ налетомъ.
— Власьевна, ставь самоваръ.
Власьевна стояла у притолоки, подперевъ фартукомъ щеку.
Я подошёл к окну. Занавеска в окне учительской квартиры приподнялась. В тусклом треснутом стекле показалось лицо Власьевны, с воспалёнными слезящимися глазами и следами сильного утомления. За эти два года Власьевна казалась постаревшей лет на пятнадцать.
— Родименькие! И взаправду ты!!. Погоди маленько, я барышне доложу!
Минут через десять мы были, наконец, в школе.
Марья Васильевна приняла нас в маленькой, полутёмной, заставленной комнатке, где раньше жил сторож. Равнодушная, сонливая, она пригласила нас сесть:
— Садитесь, пожалуйста, я рада.
Девушка, видимо, только с нашим приездом приоделась, скрутила в комок пышную косу и освежила лицо. Следы глубокого нервного потрясения были очевидны. Перед нами сидела уж не та резвая непоседа и хлопотунья Марья Васильевна, которая осенью приезжала ко мне.
Мы пытались шутить:
— Что вы, сударыня, так неласково встречаете званых гостей!..
— Ах, что вы? Я рада!.. — A у самой голос тусклый; говорит, словно бьёт в деревянную доску. Глаза, опухшие, обволоклись тёмным налетом.
— Власьевна, ставь самовар.
Власьевна стояла у притолоки, подперев фартуком щёку.
