ты — рукава!.. Долины — ширины»!.. Это мнѣ-то въ глаза!.. Нѣтъ, ты прими мѣры.
Отецъ Ѳеофанъ смотрѣлъ на товарища убитымъ, растеряннымъ взглядомъ:
— Что жъ я могу?.. Я и поученье говорилъ въ церкви. Нынѣ какъ разъ недѣля женъ мѵроносицъ...
— А ты оставь поученья!.. Этимъ не возьмешь... Полицію надо извѣстить, да потребовать отъ нея построже!..
— Полицію?
— Ну да, полицію! Ты думаешь для какой надобности она существуетъ?..
Въ это время подъ окнами снова прошла ватага съ гармоникой, и голоса пѣли отчетливо и, можетъ быть, намѣренно ясно:
|
У попа-то рукава-то! |
— Ну, вотъ, вотъ! Слушай и наслаждайся! — кипятился отецъ Порфирій. — Да стражникъ-то у тебя въ селѣ есть хоть одинъ?
— Есть тамъ... гдѣ-то въ концѣ... ты самъ знаешь, какой приходъ у меня... ничего вѣдь не было...
— Не было? а это что?.. подъ окнами хулятъ! Напиши приставу!
ты — рукава!.. Долины — ширины»!.. Это мне-то в глаза!.. Нет, ты прими меры.
Отец Феофан смотрел на товарища убитым, растерянным взглядом:
— Что ж я могу?.. Я и поученье говорил в церкви. Ныне как раз неделя жён мироносиц...
— А ты оставь поученья!.. Этим не возьмёшь... Полицию надо известить, да потребовать от неё построже!..
— Полицию?
— Ну да, полицию! Ты думаешь для какой надобности она существует?..
В это время под окнами снова прошла ватага с гармоникой, и голоса пели отчётливо и, может быть, намеренно ясно:
|
У попа-то рукава-то! |
— Ну, вот, вот! Слушай и наслаждайся! — кипятился отец Порфирий. — Да стражник-то у тебя в селе есть хоть один?
— Есть там... где-то в конце... ты сам знаешь, какой приход у меня... ничего ведь не было...
— Не было? а это что?.. под окнами хулят! Напиши приставу!
