жалась только благодаря покладистому характеру отца Ѳеофана. И теперь, пріѣхавъ въ гости къ своему товарищу, отецъ Порфирій велъ себя такъ, какъ будто-бы сидѣлъ въ гостяхъ у своего приходскаго дьякона. Онъ развязно подошелъ къ двери кабинета и началъ барабанить кулакомъ по дребезжащей филенкѣ.
— Да вставай, что-ль, ты, Ѳеофанъ! — гудѣлъ онъ голосомъ, привычнымъ къ громкому разговору. — Дрыхнешь, аки Самсонъ на ложѣ Далиллы!.. Воспрянь!
Отецъ Ѳеофанъ, похожій на пьянаго, съ красными опухшими глазами, всклокоченный весь — отперъ дверь.
Пастыри облобызались.
— Ну, какъ, батя? — спрашивалъ отецъ Порфирій, расхаживая по кабинету и хватая то одну, то другую книгу.
— Ловко наши думцы отшпыняли лѣваковъ?
— А что? — насторожился отецъ Ѳеофанъ.
— Какъ же?.. Развѣ не читалъ?!. Прочитай, братъ... Что называется седьмому жиду подъ девятое ребрышко!.. Такъ отхлестали, за милую душу! Ха-ха-ха!..
Отецъ Порфирій захохоталъ, какъ въ щекоткѣ, поддерживая колыхавшееся чрево сложенными вкупѣ перстами.
Зараженный его весельемъ отецъ Ѳеофанъ понемногу пришелъ въ себя и подъ конецъ даже сталъ улыбаться.
— А указъ получилъ насчетъ Толстого?
жалась только благодаря покладистому характеру отца Феофана. И теперь, приехав в гости к своему товарищу, отец Порфирий вёл себя так, как будто бы сидел в гостях у своего приходского дьякона. Он развязно подошёл к двери кабинета и начал барабанить кулаком по дребезжащей филёнке.
— Да вставай, что ль, ты, Феофан! — гудел он голосом, привычным к громкому разговору. — Дрыхнешь, аки Самсон на ложе Далиллы!.. Воспрянь!
Отец Феофан, похожий на пьяного, с красными опухшими глазами, всклокоченный весь — отпёр дверь.
Пастыри облобызались.
— Ну, как, батя? — спрашивал отец Порфирий, расхаживая по кабинету и хватая то одну, то другую книгу.
— Ловко наши думцы отшпыняли леваков?
— А что? — насторожился отец Феофан.
— Как же?.. Разве не читал?!. Прочитай, брат... Что называется седьмому жиду под девятое рёбрышко!.. Так отхлестали, за милую душу! Ха-ха-ха!..
Отец Порфирий захохотал, как в щекотке, поддерживая колыхавшееся чрево сложенными вкупе перстами.
Заражённый его весельем отец Феофан понемногу пришёл в себя и под конец даже стал улыбаться.
— А указ получил насчёт Толстого?
