— Е-ей-ей!.. У попа-то, говоритъ... рукава-то, говоритъ... здорово ругалси!..
— Е-ей-ей!.. У попа-то, говорит... рукава-то, говорит... здорово ругалси!..
Отецъ Ѳеофанъ, усталый, но сіяющій, какъ въ первый день Пасхи, сидѣлъ въ своей столовой за бѣлоснѣжной скатертью и пилъ кофе, душистый, сдобренный свѣжими сливками.
Въ открытое окно робко заглядывала полуразвернувшаяся сирень, душистая и юная, кротко лился теплый весенній воздухъ, пронизанный ароматомъ молодой травы, пронизанный бодрымъ солнечнымъ свѣтомъ. Было легко дышать и радостно думать. Матушка, полная и бѣлесая, какъ всегда, нарядная и ласковая по праздничному, гостепріимно нагромождала тарелки горками пухлыхъ золотистыхъ булокъ, сдобныхъ, заманчивыхъ, щекочущихъ своимъ видомъ языкъ.
— Ты бы, Фофчикъ, скушалъ вотъ эту! — угощала она мужа. И отецъ Ѳеофанъ кушалъ съ нескрываемымъ удовольствіемъ.
Васенька и Капочка сидѣли рядышкомъ на диванѣ, аппетитно поѣдали булки и, прихлебывая «бычкомъ» изъ стоящихъ передъ ними на столѣ блюдцевъ, дружелюбно болтали, словно между ними никогда не бывало ссоръ и дракъ. Даже маленькій Валечка, загороженный въ высокомъ креслицѣ, улыбался, какъ херувимчикъ, болталъ вязанымъ башмачкомъ и, смѣшно надувая пухлыя губки, пускалъ безмятежные пузыри. Улы-
Отец Феофан, усталый, но сияющий, как в первый день Пасхи, сидел в своей столовой за белоснежной скатертью и пил кофе, душистый, сдобренный свежими сливками.
В открытое окно робко заглядывала полуразвернувшаяся сирень, душистая и юная, кротко лился тёплый весенний воздух, пронизанный ароматом молодой травы, пронизанный бодрым солнечным светом. Было легко дышать и радостно думать. Матушка, полная и белёсая, как всегда, нарядная и ласковая по-праздничному, гостеприимно нагромождала тарелки горками пухлых золотистых булок, сдобных, заманчивых, щекочущих своим видом язык.
— Ты бы, Фофчик, скушал вот эту! — угощала она мужа. И отец Феофан кушал с нескрываемым удовольствием.
Васенька и Капочка сидели рядышком на диване, аппетитно поедали булки и, прихлёбывая «бычком» из стоящих перед ними на столе блюдцев, дружелюбно болтали, словно между ними никогда не бывало ссор и драк. Даже маленький Валечка, загороженный в высоком креслице, улыбался, как херувимчик, болтал вязаным башмачком и, смешно надувая пухлые губки, пускал безмятежные пузыри. Улы-
