шіеся голубые блики бѣгутъ по немъ, крадучись, словно змѣйки. Превосходный катокъ. Максимъ разбѣжался, плавно, какъ тѣнь, прокатился отъ берега къ берегу.
За нимъ я, Иванъ, Феодора. Петька расправилъ руки, какъ лунатикъ, поѣхалъ. Лапти мягко шуршатъ по льду и, скользя, натыкаются на что-то твердое. Петька летитъ кувыркомъ. Всѣ хохочутъ. Неудержимо весело намъ въ гущѣ леденящаго ночного тумана.
— Ну-ну-ну!.. вы!.. непутевые! — кричитъ издали запоздавшій отецъ. — Все бы имъ баловаться... Стелите посадъ!
Осадистое, накренившееся къ току, одонье — на очереди. Мы дружно бросаемся къ нему, беремъ приступомъ, какъ крѣпость. Хруститъ солома, звенятъ сосульки, шуршитъ снѣгъ. Обледенѣвшая крыша сброшена, и тучные снопы полетѣли, что дрофы. Смачно шлепаются они о мерзлую гладь тока. Дождемъ брызжетъ отбитое зерно.
Женщины хватаютъ снопы за длинныя космы, волокутъ по току, разстилаютъ въ длинную парную грядку: это будетъ посадъ.
— Ровнѣй, ровнѣй! — безпокоится отецъ и бьетъ ногой по комлямъ.
Готово. Во всю длину искристаго тока легли два правильныхъ ряда жирныхъ сноповъ, двѣ «веревки» — «посадъ».
— Ну-ка, Господи, благослови!
Отецъ снялъ шапку, креститъ широкую грудь, глядя въ ту сторону неба, гдѣ уже рѣетъ молочно--
шиеся голубые блики бегут по нём, крадучись, словно змейки. Превосходный каток. Максим разбежался, плавно, как тень, прокатился от берега к берегу.
За ним я, Иван, Феодора. Петька расправил руки, как лунатик, поехал. Лапти мягко шуршат по льду и, скользя, натыкаются на что-то твёрдое. Петька летит кувырком. Все хохочут. Неудержимо весело нам в гуще леденящего ночного тумана.
— Ну-ну-ну!.. вы!.. непутёвые! — кричит издали запоздавший отец. — Всё бы им баловаться... Стелите посад!
Осадистое, накренившееся к току, одонье — на очереди. Мы дружно бросаемся к нему, берём приступом, как крепость. Хрустит солома, звенят сосульки, шуршит снег. Обледеневшая крыша сброшена, и тучные снопы полетели, что дрофы. Смачно шлепаются они о мёрзлую гладь тока. Дождём брызжет отбитое зерно.
Женщины хватают снопы за длинные космы, волокут по току, расстилают в длинную парную грядку: это будет посад.
— Ровней, ровней! — беспокоится отец и бьёт ногой по комлям.
Готово. Во всю длину искристого тока легли два правильных ряда жирных снопов, две «верёвки» — «посад».
— Ну-ка, Господи, благослови!
Отец снял шапку, крестит широкую грудь, глядя в ту сторону неба, где уже реет молочно--
