Стойщики снова захохотали, а Устимка, восхищенный успѣхомъ, продолжалъ веселѣе и громче:
Свою службу онъ справляетъ, |
— Ха-ха... хо! — захлебывались мужики въ отвѣтъ устимкинымъ куплетамъ.
— Самъ сочинилъ?
— Самъ.
— Ай, да молодца!.. хо-хо-хо!..
Отецъ Ѳеофанъ до того былъ пораженъ неожиданной сценой, что съ минуту стоялъ столбомъ. Въ головѣ вихремъ пронесся сѣрый, мелко исписанный указъ съ характеристикой деревенской молодежи — «буйственной, непослушной старшимъ и властямъ».
— Такъ вотъ оно что-о!.. — думалъ попъ, — про мой приходъ написано... у меня подъ окнами...
И онъ, грозный, какъ сама неожиданность, большой и черный, выдвинулся въ полосу красноватаго свѣта.
Стойщики снова захохотали, а Устимка, восхищённый успехом, продолжал веселее и громче:
Свою службу он справляет, |
— Ха-ха... хо! — захлёбывались мужики в ответ устимкиным куплетам.
— Сам сочинил?
— Сам.
— Ай да молодца!.. хо-хо-хо!..
Отец Феофан до того был поражён неожиданной сценой, что с минуту стоял столбом. В голове вихрем пронёсся серый, мелко исписанный указ с характеристикой деревенской молодёжи — «буйственной, непослушной старшим и властям».
— Так вот оно что-о!.. — думал поп, — про мой приход написано... у меня под окнами...
И он, грозный, как сама неожиданность, большой и чёрный, выдвинулся в полосу красноватого света.