капризничаетъ, не хочетъ ложиться спать. Капочка тяжело бѣгаетъ по комнатѣ, злымъ голоскомъ дразнитъ старшаго брата Васечку:
— Васька, Васястикъ, — распѣваетъ Капочка, — живой поросястикъ! Подъ гору катился, въ яму свалился!
Отецъ Ѳеофанъ на минуту оторвался отъ мучительнаго искательства, думаетъ:
— Господи Боже! Въ кого такія грубыя дѣти?
Васечка злился, рычалъ, словно волченокъ, бѣгалъ слѣдомъ за Капочкой.
— Мама-а! — жаловался онъ, — что Капка дразнится-а!..
— Примѣръ берутъ съ деревенской шушеры! — раздраженно думалъ отецъ Ѳеофанъ, — грубость нравовъ среди паствы... школа не вліяетъ. Слѣдовало-бы и на эту тему сказать... Однако, я уклоняюсь отъ первоначальнаго предмета. Необходимо начало приличное... «Въ нынѣ чтенномъ евангеліи»...
Васечка догналъ Капочку и, видимо, далъ тумака. Та взвизгнула, какъ поросенокъ, забилась въ истерикѣ. Васечка зарычалъ, зарычала попадья. Кому-то достался звонкій, трескучій шлепокъ.
— Черный меня связалъ съ вами! — жалуется попадья, — неотвязные!
Отецъ Ѳеофанъ, словно проколотый чѣмъ-то острымъ, съ маху повалился на клеенчатый диванъ. Широкія полы тонкой рясы распахнулись, рукава сами собой засучились по локоть, рас-
капризничает, не хочет ложиться спать. Капочка тяжело бегает по комнате, злым голоском дразнит старшего брата Васечку:
— Васька, Васястик, — распевает Капочка, — живой поросястик! Под гору катился, в яму свалился!
Отец Феофан на минуту оторвался от мучительного искательства, думает:
— Господи Боже! В кого такие грубые дети?
Васечка злился, рычал, словно волчонок, бегал следом за Капочкой.
— Мама-а! — жаловался он, — что Капка дразнится-а!..
— Пример берут с деревенской шушеры! — раздражённо думал отец Феофан, — грубость нравов среди паствы... школа не влияет. Следовало бы и на эту тему сказать... Однако, я уклоняюсь от первоначального предмета. Необходимо начало приличное... «В ныне чтенном евангелии»...
Васечка догнал Капочку и, видимо, дал тумака. Та взвизгнула, как поросёнок, забилась в истерике. Васечка зарычал, зарычала попадья. Кому-то достался звонкий, трескучий шлепок.
— Чёрный меня связал с вами! — жалуется попадья, — неотвязные!
Отец Феофан, словно проколотый чем-то острым, с маху повалился на клеёнчатый диван. Широкие полы тонкой рясы распахнулись, рукава сами собой засучились по локоть, рас-
