лошадь широко замахаетъ ногами, кидаться начнетъ ледяками, въ минуту одѣнется инеемъ, что попоной. Санки замечутся по извивамъ дороги, застонутъ по ухабамъ... Чѣмъ быстрѣй, тѣмъ крѣпче щиплетъ морозъ, словно цѣлуетъ. Деревья звенятъ ледяными вѣтками, снѣгъ поетъ... И все — про счастье, все — про молодость, все — про любовь... Вѣдь мы ѣдемъ туда, гдѣ ждетъ насъ праздничная, веселая, привѣтливая юность...
Но молитва не окончена. Мы продолжаемъ бить себя сомкнутыми пальцами въ лобъ, въ грудь, въ плечи.
— Боже, милостивъ буди мнѣ грѣшному... грѣшному... буди милостивъ грѣшному...
Поклоны, несознанныя слова, поклоны и мечты.
Наконецъ, угодникъ удовлетворенъ. Мы выпрямляемъ ноющія колѣни, садимся за неуклюжій широкій столъ, полные радости оттого, что мечтали, оттого, что перестали молиться, оттого, что ѣда на столѣ.
Кончили завтракать.
На столѣ остались лишь груды картофельной шелухи и ничего больше. Начисто съѣли гору картофеля, каравай хлѣба, выпили ведерко блѣднаго „моложенаго“ квасу.
— Слава Богу, — сытъ отъ Бога!.. Слава Богу, — сытъ отъ Бога!.. — молится дѣдъ и снова ворчитъ на насъ:
— Довольно!.. будетъ вамъ прохлаждаться!.. Побарствовали... Бѣлой зари хотите дождаться?
лошадь широко замахает ногами, кидаться начнёт ледяками, в минуту оденется инеем, что попоной. Санки замечутся по извивам дороги, застонут по ухабам... Чем быстрей, тем крепче щиплет мороз, словно целует. Деревья звенят ледяными ветками, снег поёт... И всё — про счастье, всё — про молодость, всё — про любовь... Ведь мы едем туда, где ждёт нас праздничная, весёлая, приветливая юность...
Но молитва не окончена. Мы продолжаем бить себя сомкнутыми пальцами в лоб, в грудь, в плечи.
— Боже, милостив буди мне грешному... грешному... буди милостив грешному...
Поклоны, несознанные слова, поклоны и мечты.
Наконец, угодник удовлетворён. Мы выпрямляем ноющие колени, садимся за неуклюжий широкий стол, полные радости оттого, что мечтали, оттого, что перестали молиться, оттого, что еда на столе.
Кончили завтракать.
На столе остались лишь груды картофельной шелухи и ничего больше. Начисто съели гору картофеля, каравай хлеба, выпили ведёрко бледного „моложёного“ квасу.
— Слава Богу, — сыт от Бога!.. Слава Богу, — сыт от Бога!.. — молится дед и снова ворчит на нас:
— Довольно!.. будет вам прохлаждаться!.. Побарствовали... Белой зари хотите дождаться?
